Рай – эстетский, черно-белый и располагается, естественно, в Париже. Его обитатели совсем не похожи на смиренных христиан с малохольными улыбками и стеклянными глазами: рай населяют эфирные создания в отложных воротничках и смокингах и полупрозрачные женские силуэты послевоенных femmes fatales. И поет там не ангельский хор, а дива а-ля Джуди Гарленд – Лола (Виктория Абриль), в прошлом – политик с кристальной репутацией. Поет вдохновенно, трогательно… как и положено, о дьявольщине и пороке. Тем не менее, в раю налицо все признаки глубочайшего экономического и кадрового банкротства: за последние несколько лет к обольстительной управляющей этого феерического ведомства Фанни Ардан не попало ни одной свежей души…

Ад – даром что цветной – выглядит как американская тюрьма, и разговаривают в нем на международном английском. В этом веселом заведении проводит время красочная и разношерстная публика – наркоманы, художники, наркодилеры, трансвеститы и нелегальные иммигранты. Местный колорит удачно дополняет Пенелопа Крус, заброшенная сюда – предвижу, к удовольствию многих землян – в качестве официантки грязного заведения общепита по имени Кармен. Эта Кармен – гангстер во всех смыслах слова – жаждет жизни, полной адреналина и свободной от каких-либо моральных ограничений, здорово чешет языком и вообще чертовски обаятельна. Но на самом деле эта черная душа – мужчина, заключенный в женское тело за особо тяжкие преступления. Поэтому-то и сигарету Кармен, как настоящий мачо, держит между большим и указательным пальцами, да и с хорошенькими ангелицами пофлиртовать не дура… Ее сверхзадача – добраться до десятого круга ада, в котором таким как она возвращают прежний вид…

Земля изображена довольно-таки буднично – в точности, как современный Мадрид. И населяют ее самые обыкновенные люди, такие, например, как боксер с пламенным испанским темпераментом по имени Мани, которому из-за черепно-мозговой травмы надлежит поставить точку в своей карьере. Поэтому-то он и кипит от злости на весь белый свет: на родителей, обделивших его в детстве любовью, на жену-морализаторшу и, конечно, на своих не в меру активных заимодавцев…

Вот так оригинально представляет себе структуру Вселенной режиссер Агустин Диас Яньес – человек, судя по всему, отважный, ибо фактически объявил себя посланником Божьим, призванным принести народу благую кинематографическую весть. Звучит эта весть, впрочем, из его пророческих уст довольно-таки неутешительно, прямо по-ницшеански: Бога нет. Во всяком случае, – комментирует Яньес, – никто никогда его не встречал и вообще не получал никаких свидетельств о его существовании. И даже на небесах, среди ангелов ходят слухи, что Бог погружен в глубокую депрессию, подавлен, разбит и не имеет никакого интереса до райских дел.

В виду того, что от Бога не поступает решительно никаких вестей, руководство небесной канцелярии в лице (довольно-таки неангельского типа) Фанни Ардан решается поспособствовать земному возрождению боксерской души Мани, чтобы с ее помощью потом хоть как-то поправить свои дела… Когда-то ведь он умрет, не так ли?

Здесь Бог мог бы нахмурить брови: на делах подобного рода стоит позорное клеймо – ведь ангелам, как известно, негоже в личных интересах преображать человеческие души. Но Бог пребывает в обмороке, и потому на землю, прервав свои райские гастроли, отправляется прекраснодушная Лола… А вслед за ней и зловещая Кармен. Первая притворяется женой Мани, вторая – племянницей. Одна пытается "развести" Мани на покаяние, другая – вернуть на смертельно опасный ринг. Но по иронии судьбы, которая в фильме Яньеса присутствует в жизни не только простых смертных, но и посланников Божьих, проигрывает схватку не Кармен, а Лола, которая в один прекрасный момент посылает свою душеспасительную миссию ко всем чертям и присоединяется к дьявольскому благородству своей мрачной коллеги…

Обе ангелицы у Яньеса лишены всяческих атрибутов фальшивой крутизны – нимбов, крыльев и дарового бессмертия, – зато вооружены увесистыми пушками, а также чувством собственного достоинства, с которым в финале картины отправляются в ад мыть пол. Их уникальность снижена до нулевого уровня, они – как и существа земные – по сути являются исчадиями одного и того же темного мира, в котором никто не имеет контроля над собственной жизнью, зато почти всегда несет ответственность за чью-нибудь чужую, навязанную свыше. Например, такую, как жизнь психопатического, грубого и ограниченного подлеца Мани…

По сравнению с приснопамятной "Догмой" Кевина Смита, учинившей два года назад в пуританской Америке самый настоящий религиозный скандал, "Нет вестей от Бога" является куда более изощренной фантазией на ту же самую тему – тему отсутствия диалога между человеком и Богом. И если в "Догме" псевдо-интеллектуальный треп комиксообразных падших ангелов, муз и пророков сводился лишь к нарочито неумеренному использованию ненормативной лексики, грязным хохмам и вульгарщине – за что, собственно, картина и поплатилась, – то в "Нет вестей от Бога" изящный юмор и игра в ассоциации (от Тарантино и Бессона до Альмодовара) так умело маскируют жестокий и тяжелый цинизм режиссера, что, попади картина в американский прокат, держу пари, никто не станет пикетировать кинотеатры с лозунгами типа: "Гореть Агустину Диасу Яньесу в аду", как это было во время премьеры "Догмы". Потому за этой с виду разудалой вечеринкой с демонами и ангелами в стиле хаус, этим дилетантским исследованием кризиса веры и, по всей видимости, творческого кризиса современного кинематографа, в котором ангелы, дьяволы и боги никак не могут определиться с собственной внешностью, полом, и национальной принадлежностью, довольно трудно разглядеть межкорпоративный сговор небес, преисподней и режиссерских сновидений против новозаветных представлений о том, кто именно движет рукой высшей справедливости в мире, где отсутствует Бог… или, по крайней мере, где о нем никто пока не слышал.

13.03.2002