САРА: (громовым голосом) Трус ! (Она дрожит и ищет что-нибудь, чтобы излить свой гнев. Она хватает синюю папку и бросает листы, комкая их, топча, прекрасная, необузданная, неистовая, вновь обретшая свои яростные жесты, которые восхищали толпы. Внезапно она останавливается и дрожит.) Питу ?

Она вскрикивает от боли. Она подносит одну руку к сердцу, другую к груди. Она кусает губы и пытается отойти от стола. Второй раз вскрикивает от боли. На этот раз сильнее. Она закрывает глаза, секунду покачивается. Внезапно она оседает на землю. Пауза. Вдалеке слышится шум прибоя, бьющегося о скалы. Первые лучи зари появляются над домом. Несколькими мгновениями позже, Питу входит, снова одетый, неся пузырек с лекарством и графин с водой на подносе. Он смотрит вокруг и ищет Сару. Когда он ее находит, его охватывает паника. Он бросается на колени подле нее.

ПИТУ: Мадам?

Он касается ее лица и отдергивает руку в ужасе. Ищет пульс но сильного волнения не находит его. Дрожа и покрываясь потом, он поднимается, чтобы идти за помощью.

САРА: Питу? (Питу замирает.Он боится, что плохо расслышал. Он поворачивается и смотрит на нее. Она не двигается. Она не открывает глаза.) Питу ?

Облегченно вздыхая, Питу падает на колени рядом с ней.

ПИТУ: Мадам. (Он массирует ей обе руки.) Простите меня, я смешон, Мадам. Я на секунду подумал, что вы...

САРА: Тсс... я знаю, что вы подумали.

Она открывает глаза и улыбается ему. Питу заботливо помогает Саре подняться, он ведет ее к стулу. Им обоим тяжело дышать. Питу усаживает ее в подушки и осторожно поправляет ее одежду.

САРА: Я долго отсутствовала?

ПИТУ: Да. Нет. Я не знаю. Бог мой, как я мог оставить вас одну? И как я объясню это месье Морису? Я несу за вас ответственность.

САРА: Никто не несет за меня ответственность. Тем более в моем возрасте.

Он пытается улыбнуться ей в ответ.

САРА: Это удивительно. Уйти, потом вернуться. Погрузиться в темноту и вновь подняться к свету. Я никогда не испытывала такого страха. Но это стоило того, Питу. Мне холодно.

Питу ищет вокруг и приносит большую шкуру, в которую он укутывает Сару.

САРА: А вы знаете, что это я убила этого медведя?

ПИТУ: Я знаю. (Пауза.) А крокодила, чучело которого находится в гостиной?

САРА: Тоже. В Париже.

ПИТУ: В Париже? Разве в Париже есть крокодилы?

САРА: Больше, чем вы думаете...

ПИТУ: Зачем было сохранять его целиком? Вы, которая так любите сумки и туфли, вы могли бы его разрезать.

САРА: Не может быть и речи. Он ценен как память. У меня была маленькая собачка, Минуччио, которую я обожала, когда я взяла в дом Дорабель.

ПИТУ: Дорабель?

САРА: Моего крокодила.

ПИТУ: Разве существуют крокодилы женского пола?

САРА: Больше, чем вы думаете... Дорабель была только 20 сантиметров в длину и очень мило барахталась в одной из ванн. Потом она выросла, у нее изменился характер, она стала менее милая, и, в конце концов, она проглотила Минуччио.

ПИТУ: О нет!

САРА: Теперь вы понимаете, почему я убила крокодила, отдала его набить, и если ее чучело восседает в гостиной, это потому, что это могила моей собачки.

ПИТУ: (убежденно) Конечно.

Сара смотрит на террасу, усыпанную листками.

САРА: Я навела небольшой беспорядок, да ?

ПИТУ: Немного.

САРА: Я сожалею.

ПИТУ: Я пойду за доктором Mоро.

САРА: Коньяк дал бы больший эффект.

ПИТУ: Коньяк? В такой час?

САРА: Я больше не делю жизнь на часы, только на века. В XIX веке я была умеренна в питье. В XX веке я пью.

ПИТУ: Может я лучше предложу вам подогретое вино с вашими лекарствами?

САРА: Коньяк, Питу.

ПИТУ: Сейчас. (Он идет к столику на колесах и наливает совсем немного коньяка.) Нет ничего хуже коньяка на пустой желудок. Моя мать всегда говорила моему отцу: «Если ты хочешь себя убить, почему бы сразу не принять мышьяк».

Он приносит Саре коньяк и горсть лекарств. Она отбрасывает таблетки и с наслаждением выпивает глоток коньяка.

САРА: Ваша мать была идиотка, Питу.

Питу пожимает плечами и гасит ветрозащитную лампу, так как уже светло.

САРА: А теперь я должна кое-что сказать.

ПИТУ: Я вас слушаю, Мадам.

САРА: Нет, не вам. Есть только один человек на земле, способный понять то, что я скажу, и именно с ним я хотела бы говорить.

ПИТУ: Кто это, Мадам?

Сара, смакует новый глоток, выдерживая паузу, затем пронзает Питу взглядом.

САРА: Оскар Уайльд.

ПИТУ: О нет, Мадам. Пожалуйста.

САРА: Однако вы меня упрекали, что я никогда вам не предлагаю мужские роли.

ПИТУ: Есть мужчина и мужчина, Мадам. Я предпочитаю опять изображать женщину, чем Оскара Уайльда.

САРА: Боже мой, если бы он тебя слышал.

ПИТУ: Оскар Уайльд мертв, Мадам.

САРА: Мертв, Оскар? Конечно, нет.

ПИТУ: В газетах писали это, Мадам.

САРА: Сплетни. Злословие.

ПИТУ: Я даже помню, что Мадам плакала.

САРА: Это правда. Он написал свою «Саломею» для меня. На французском. Если усилят цензуру, я буду играть ее где-нибудь в другом месте, эту Саломею, но Саломею безногую, которая заставляет подать ей голову Жана-Батиста на серебряном блюде, это позволило бы Джорджу Бернару Шоу сказать, что это пьеса мясника. Короче, Питу, ты говоришь плохо не только о поэте, но и о мертвом. Два смертных греха.

ПИТУ: Определенно не таких смертных, чем те, которым предавался Оскар Уальд.

САРА: Питу!

ПИТУ: Это тоже из газет.

САРА: Не говорите мне о газетах. Они рассказывали, что у меня любовные отношения с Сьюзи, моей тигрицей! Бедная Сьюзи, как будто такое дело, со мною, могло бы хоть на секунду ее заинтересовать. Не забывай, что они еще утверждали, что я сплю, совсем обнаженная, в гробу из красного дерева, и даже не совсем одна.

ПИТУ: Но вы это делали, Мадам!

САРА: Нет.

ПИТУ: Нет да. Вы сами мне это рассказывали.

САРА: Я никогда не говорила «красное дерево», красное дерево внушает мне ужас, это был гроб из розового дерева. (Пауза.) В последний раз, когда я видела Оскара Уайльда, он сидел на пустынном пляже, лицом к Средиземному морю. Идеальное место, чтобы говорить о важных вещах. (Она откладывает мех и поднимается.) Я тихо приблизилась. Он растянулся на шезлонге. (Она показывает Питу на кресло.) Садись.

Питу вздыхает и подчиняется.

САРА: Он не ожидал меня увидеть. Он не сводит взгляда с провинциальной молодежи, которая резвится в волнах.

ПИТУ: Полагаю, что молодежь была в основном мужского пола.

САРА: Какая разница?

ПИТУ: Для месье Уайльда значительная разница.

САРА: Старый и больной, Оскар приехал в Сан-Тропез, чтобы разогреть это изношенное тело, вызвавшее скандал, и убежать от своих кредиторов. (Сара переключает свое внимание на купальщиков и волны. Питу тоже. Затем Сара наклоняется, чтобы изящно взять свой зонт, и держит его над головой. Она мягко похлопывает Питу по плечу.) Добрый вечер, Оскар.

Питу поворачивается и улыбается. Он собирается говорить, как Оскар Уайльд, мягким и усталым голосом, который очень похож на его собственный.

ПИТУ / ОСКАР: Моя дорогая Сара! Дивная Сара! Меньше всего на свете я ожидал встретить здесь вас.

САРА: Вы прекрасно знаете, что я обожаю удивлять мир.

ПИТУ / ОСКАР: Мы оба делали это всю нашу жизнь.

САРА: Да.

Она садится рядом с ним, чтобы укрыть его под своим зонтом.

САРА: Защищайте вашу коже. Солнце покрывает ее пятнами.

ПИТУ / ОСКАР: Мою кожу? Зачем? Кожа писателя – это его стиль, а я больше не пишу. (Он смотрит на нее, искренне, как Питу, так и Оскар.) Пообещайте мне не умирать, Сара, никогда.

САРА: Я подумаю об этой идее.

ПИТУ / ОСКАР: Представьте себе новость: Сара Бернар и Оскар Уайльд заявляют вам, что они в конце концов решили не умирать. Вот это сильно! Вот это неожиданно!

САРА: Да. И это могло бы огорчить не одного...

Оба смеются.

САРА: Как там было, в тюрьме?

ПИТУ / ОСКАР: Комната? Посредственная. Пища? Посредственная. Персонал? Посредственный. Только я был шикарен.

САРА: Это было ужасно?

ПИТУ / ОСКАР: Ужасно? Скорее скучно. Кажется, что это было ради моего блага, как все то, что скучно.

САРА: Когда мне сообщили, что вас посадили в тюрьму, я вас оплакивала.

ПИТУ / ОСКАР: Действительно? Дивная Сара плакала из-за меня? Тогда мои судьи были правы: это стоило того.

Она улыбается, со слезами на глазах.

САРА: Оскар, я должна вам сказать кое-что, что вы один сможете понять.

ПИТУ / ОСКАР: Я вас слушаю.

САРА: XIX век, Оскар...

ПИТУ / ОСКАР: Да?

САРА: Люди, которые будут после нас, ничего не поймут в XIX веке. Они не смогут представить наше радостное неведение. Ни наш столь же радостный эгоизм.

ПИТУ / ОСКАР: Сегодня они пичкают себя неважной информацией, они скорее читают газеты, чем поэтов, они озабочены состоянием мира, планеты, они ищут окончательных решений.

САРА: Они менее эгоистичны?

ПИТУ / ОСКАР: Нет, Сара, они всего лишь настороже, их эгоизм беспокойный, унылый, ограниченный, покровительственный.

САРА: Вы помните? Свет свечей. Интимная обстановка. Икра, которая выходит из живота рыбы. Бесполезная одежда. Песни, которые требуют для их исполнения мужчин. Путешествия, которые пахнут потом, кожей и лошадиным навозом. Холодные дома, за исключением мест вокруг очага. Мы последние романтики, Оскар, выжившие. Виктор Гюго умер. И Наполеон. Все Наполеоны. И Байрон, Гарибальди, Роберт Ли.

ПИТУ / ОСКАР: Сегодняшние люди так озабочены миром, здоровьем, рациональностью. Их великие идеи душат маленькое счастье.

САРА: Да! Они стали такими...

ПИТУ / ОСКАР: ... демократичными...

САРА: Это скучно. Это удушающе. Мы были не такими, не так ли, Оскар?

ПИТУ / ОСКАР: Нет, мы никогда не пытались успокоиться. Мы скорее себя взвинчивали. Но, может быть, это большой недостаток, Сара, смертный грех - чрезмерность. Наше существование ничего не изменило в мире. Он не стал лучше.

САРА: Лучше - нет. Но там, где вы говорили, там, где я играла, он был больше, он был более будоражащий, я в этом уверена.

ПИТУ / ОСКАР: Без сомнений.

САРА: Наш XIX век был садом Эдема, Оскар, диким лесом, невинным, где все было возможно. Сегодня открыли, что солнце истощает себя, медленно, болезненно, и что оно тоже станет раскаленными углями. Какая скука! Ему не позавидуешь.

ПИТУ / ОСКАР: Всегда так, моя дорогая: чем более бескрайним становится мир, тем теснее себя в нем чувствуешь.

САРА: Мы были животными, которые жили без этих ужасных знаний. Мы были блаженны примитивно, невежественно, властно, так сильно захваченные жизнью, что смерть казалась нереальной. Будут ли вас читать, Оскар?

ПИТУ / ОСКАР: Они будут чертовски неправы, если сделают это.

САРА: (смеясь) Вы пишете ваши «Мемуары»?

ПИТУ / ОСКАР: Пытаюсь.

САРА: Я тоже. Второй том достаточно хорошо продвинулся благодаря моему восхитительному секретарю, которого я нежно люблю...

Питу улыбается от удовольствия.

САРА: Маленький, лысый, патетичный, который напоминает сердитую козу. (Питу тем не менее принимает это как комплимент. Сара встает.) Посмотрите, как я была глупа, Оскар, я считала себя бессмертной.

ПИТУ / ОСКАР: Но вы и есть бессмертная, моя дорогая. Нет, лучше: вы ею станете.

САРА: До свиданья, Оскар. Не оставайтесь слишком долго на солнце. Люди, которые часами пребывают на солнце, становятся идиотами.

ПИТУ / ОСКАР: Не искушайте меня. (Пауза.) Я надеюсь, что кто-нибудь придет за мной, когда наконец настанет время спать!

Сара поворачивается и удаляется.

ПИТУ / ОСКАР: Еще одно слово, Сара. Если вы все же решитесь умереть, умрите на сцене. Это ваше поле битвы.

САРА: Как это сделать, Оскар? Я даже не могу больше на нее подняться.

ПИТУ / ОСКАР: (показывая на мир вокруг него) Не беспокойтесь, сцена преследует вас повсюду, вы никогда ее не покидали.

Она складывает свой зонт. Пауза.

САРА: (крича) Питу!

ПИТУ / ОСКАР: Что такое, моя дорогая?

САРА: Солнце встает.

ПИТУ: Оно всегда обычно так делает по утрам, Мадам.

САРА: Я чувствую море. Сегодня я покажу Морису и моей внучке, с каких скал нужно спуститься, чтобы отыскать большие креветки. Сейчас август, Питу. И августовскому дню нет конца. У меня открылось второе дыхание. Я возрождаюсь.

ПИТУ: (взволнованный и ужаснувшийся) На самом деле?

САРА: Солнце вернулось, как всегда. Старый Пьеро тоже вернулся из страны Смерти.

ПИТУ: Без сожалений на этот раз, я надеюсь?

САРА: «Сожаления». Слово, которого я не знаю. Более того, как вам удастся поместить его на букву П?

Питу улыбается. Она закрывает шкатулку и допивает свой коньяк.

САРА: В нижнем ящике моего письменного стола вы найдете рукопись одной новой пьесы. Молодой поэт прислал мне ее этой зимой, и я ее убрала из-за упадка духа. Теперь я чувствую себя способной сыграть ее. (Питу пристально на нее смотрит.) Очень красивая пьеса, Питу: открывающая сцена чудесна. Испания. XV век. Девушка–мавританка, конечно моя роль, спускается с берегов Гвадалкивира в самый знойный час лета. Как только она входит в свежий поток, она поворачивается к солнцу и говорит, дрожа: «Говорят, в раю есть трава, которая исцеляет все раны, даже любовные. Рай далеко, я ни терпелива, ни уверена, что смогу когда-либо туда попасть, итак, я заявляю тебе это, мой Бог, я пойду на любой риск. Я не знаю, справедлива ли жизнь, разумна ли, длинна ли, но мне двадцать лет, и я хочу, чтобы она была красива». Очаровательно, не так ли?

ПИТУ: Очаровательно. Но вы думаете роль подходящая, в вашем состоянии?

САРА: Каком состоянии? Отыщите рукопись и пошлите письмо молодому поэту. Попросите его слегка подправить возраст моего персонажа.

Питу собирается выходить, мало убежденный. Он останавливается, чтобы предпринять последнюю попытку.

ПИТУ: Вы знаете поэтов, Мадам, особенно начинающих поэтов. Я сильно сомневаюсь, что он согласится, даже ради вас, состарить свою героиню.

САРА: О чем вы говорите, Питу? Я хочу, чтобы он сделал ее моложе.

Она на него не смотрит. Он долго и пристально изучает ее, затем улыбается: она всегда будет его поражать. Он возвращается в дом. Пауза. Сара поднимается, сначала тихо, осторожно, потом внезапно без сложностей становится молоденькой девушкой. Грациозной и живой. Она перевоплотилась в мавританскую героиню, которая входит в Гвадалкивир и смотрит на утренние лучи.

САРА: (жизнерадостным голосом) «Говорят, в раю есть трава, которая исцеляет все раны, даже любовные. Рай далеко, я ни терпелива, ни уверена, что смогу когда-либо туда попасть, итак, я заявляю тебе это, мой Бог, я пойду на любой риск. Я не знаю, справедлива ли жизнь, разумна ли, длинна ли, но мне 20 лет и я хочу, чтобы она была красива».

Молодая, прекрасная, бесстрашная, она улыбается солнечному свету.

Занавес.