Терраса поместья Пеноё на Бель-иль-эн-Мэр. Нависающая над океаном, она выложена плитками, окружена соснами и тамарисками. Несколько кресел и садовых скамеек, закрытых покрывалами и мехами, составляют все ее убранство. Столик на колесиках, дверь, ассортимент вин.

Растянувшись на плетеном шезлонге, погруженная в свои подушки, Сара Бернар, 77 лет, млеет на солнце. Семью годами раньше ей ампутировали правую ногу ниже колена. При помощи протеза она может перемещаться с осторожностью, но без трудностей. Выходя из дома, Жорж Питу заходит на террасу и видит Сару. Лысый, плохо одетый, с серым и уставшим видом человека, который ничего не делает, но от всего устает, секретарь тихо приближается к креслу. Он констатирует не слишком удобную позу, в которой находится его хозяйка. Он робко касается ее руки. Она не двигается. Он наклоняется и с нежностью неловко берет ее искусственную ногу, чтобы положить ее на опору для ног. При механическом звуке протеза он поднимает голову, ее глаза открыты. Он выпрямляется, смущенный. Странный рефлекс: он поправляет свою одежду, чтобы вернуть свое самообладание.

ПИТУ : Кто вас вывел из дома? А? Кто оставил вас здесь, в этом пекле? Это новенький, Генри?

САРА : Солнце наносит удары, Питу, как боксер.Посмотрите, это великолепно; общий нокаут, больше нечем дышать, на пляже ни дуновения ветерка, море, как ковер, притихшее. Принесите мне мой зонтик.

ПИТУ : Сейчас, Мадам. (Он идет выполнять поручение, потом останавливается.) Не думаете ли вы, что лучше было бы вернуться? Доктор Маро повторял это: «женщина в вашем состоянии…»

САРА : В моем состоянии? Каком состоянии? У меня нет никакого состояния. Мой зонтик!

ПИТУ : Сейчас.

Он исчезает в доме. Сара выпрямляется, поправляет свое платье и отводит волосы от глаз. Вспышка боли искажает лицо. Она справляется с собой. Она смотрит на солнце.

САРА : Да, я знаю. Знаю. Я должна дойти до конца. Закончить. Завершить. Выполнить. Но этой жарой… (Солнцу.) В любом случае, ты приговорено, ты тоже шар, ты катишься; ты тоже медленно себя убиваешь, сжигаешь. Тебя будет нелегко заменить, тебя тоже. (Питу возвращается, неся Саре ее вышивание.) Что это?

ПИТУ : Ваша работа, Мадам.

САРА : Это не то, о чем я вас просила.

Она отбрасывает вышивку.

ПИТУ : Нет? Вы в этом уверены?

САРА : Зонтик! Мой зонтик! Я лопаюсь и сохну, Питу, как старая ящерица.

ПИТУ : Я был в этом уверен: у вас лихорадка!

САРА : Смешно. Солнце...

ПИТУ : Кто вас вывел из дома? Ну же, кто? Кто хочет, чтобы вы заболели? Доктор Маро же говорил, что…

САРА : У меня нет лихорадки, я хочу работать.

ПИТУ : (невозмутимо)...что в вашем состоянии самая легкая лихорадка, да, даже самая легкая может быть серьезным симптомом…кое-чего. (Вспоминая точно.) Кое-чего другого. Вот то, что он сказал.

САРА : Питу...

ПИТУ : А потом именно меня вы обвините: «Питу, вы оставили меня часами жариться на солнце! Если бы не вы, я бы поправилась». Я вас знаю, именно меня вы обвините даже в этом… (c всхлипыванием) Наконец, если вы еще в состоянии…

САРА : Питу, мой зонтик !

ПИТУ : Сейчас.

Он поворачивается к двери.

САРА : И также граммофон. Немного музыки могло бы вернуть меня к жизни.

ПИТУ : Граммофон? Здесь? Снаружи?

САРА : Почему нет?

ПИТУ : Морской воздух, Мадам ! Это очень вредно - морской воздух. Соль атакует ваши маленькие колесики, ваши маленькие цилиндрики, ваши маленькие пружины, ваши маленькие зубцы.

САРА : Мои маленькие зубцы?

ПИТУ : А музыка, Мадам, представляет опасность до приема пищи. В медицинской среде широко известно, что чрезмерное количество звуков раздражает пищеварительный тракт. Разве ходят на концерт, не ужинав? Моя мама мне всегда говорила: «Жорж, ухо и желудок являются органами, которые противоречат друг другу. Ты не должен никогда …»

САРА : (повышая голос) Граммофон !

ПИТУ : Сейчас, Мадам.

Он входит в дом. Сара смотрит на солнце.

САРА : Я пообещала этому бедолаге подарить ему приличный парик, если ему удастся провести хоть один день, не мучая меня медицинскими советами доктора Маро или своей матери, но я знаю, что он умрет лысый, как колено. (Пауза.) Черт! Мне следовало попросить его принести записи. (Солнцу.) Да, да, я сейчас буду работать. Вопреки всему. Единственно ради того, чтобы удивить Мориса, который думает, что его старая развалина мать проводит свои дни здесь, растянувшись, чтобы ничего не делать, как старая ящерица, распластавшаяся под ударами солнца. (Она улыбается.) Совсем не плохо. Запишите это, Питу. Питу? Где он?

Питу возвращается с граммофоном в одной руке и коробкой с дисками в другой.

ПИТУ : Куда мне поставить граммо...

САРА : Тихо. Быстро пишите. «В глазах всех я всего лишь старая ящерица...»

ПИТУ : Здесь?

САРА : Вы следите за моей мыслью?

ПИТУ : Или же здесь?

САРА : «...всего лишь старая ящерица, распластавшаяся под ударами солнца.» Питу, вы не пишите!

ПИТУ : Нет, Мадам.

САРА : Почему ?

ПИТУ : Я не… я не могу… я не знаю, что мы собираемся делать, Мадам. Мне все труднее и труднее следить за вашей мыслью.

САРА : Где мой зонтик?

ПИТУ : Ваш что?

САРА : Я очень четко попросила мой зонтик.

ПИТУ : Вы очень четко попросили ваш граммофон.

САРА : И мой зонтик.

ПИТУ : (из вредности) Нет!

САРА : Да!

ПИТУ : Вы в этом уверены?

САРА : Да.

ПИТУ : Разве это могло от меня ускользнуть?

САРА : Надо полагать.

ПИТУ : (улыбаясь) Эта жара сыграла с нами злую шутку. Лучшее для нас обоих было бы войти в дом и…

САРА : Молчать, Питу! Больше ни слова, ни жеста! (Она хватает клочок бумаги и быстро пишет на нем несколько букв. Питу приближается и смотрит через плечо.) Вот. Я написала. З.О.Н.

ПИТУ : Я умею читать, Мадам.

САРА : И угадывать продолжение?

ПИТУ : Вы ко мне придираетесь.

САРА : Ну же, идите ! (Она кладет ему в руку бумагу. Когда он готов покинуть веранду, она его останавливает.) Принесите также записи.

ПИТУ : Записи?

САРА : Синюю папку с левкоем. Вы знаете, где она?

ПИТУ : Папка? Здесь?

САРА : Да. Мой зонтик и синюю папку с левкоем.

ПИТУ : Мы будем работать над вашими Мемуарами здесь, снаружи!

САРА : Почему нет?

ПИТУ : Тогда граммофон нам больше не нужен.

Он идет, чтобы его забрать.

САРА : Оставьте граммофон там, где он стоит, Питу, и идите!

Он направляется к дому.

САРА : Питу?

ПИТУ : Мадам?

САРА : Куда вы идете?

ПИТУ : В мою комнату, Мадам.

САРА : Зачем?

ПИТУ : Вы очень ясно попросили мня удалиться.

САРА : И принести мне кое-что, не так ли?

ПИТУ : ...да.

САРА : Что?

ПИТУ : (силясь вспомнить, потом вспомнив)... Синюю папку, ту, которая с левкоем, в которой находятся наши записи для второго тома ваших Мемуаров.

САРА : И еще?

ПИТУ : И еще?

САРА : Да.

ПИТУ : Синюю папку с левкоем.

Непонимающий взгляд.

САРА: Что у вас в руке, Питу? В левой руке!

ПИТУ : (замечает бумагу, разворачивает ее, читает, затем поворачивается к ней улыбаясь) Хорошо. Как вам угодно. (Он поворачивается и входит в дом, где его голос становится все менее и менее слышим.) Только я никак не могу понять, как вы можете надеяться, что простой зонтик сможет вам помочь в случае нервного расстройства пищеварения, усиленной тем, что начиналось как легкая лихорадка, но которая тем не менее усиливается…

Сара смотрит, как он уходит. Она строит гримаску и упирается правой рукой в правый бок. Она поворачивается к солнцу и смотрит на него.

САРА : Немного музыки. (Она с осторожностью поднимается и идет к граммофону.) Мелодия Моцарта…или Мессаже …чтобы возбудить память, разбудить ее. (Она перебирает пластинки.) Карузо…Скотти…Нелли Мельба? Нет, она поет как австралийка: ноты, но не музыка. Еще Карузо? Альма Глюк? Смешно. Жеральдин Фаррар? Конечно нет! А! Мари Гарден! Да, мадемуазель Гарден. Вот вы поете душой. Нет, животом, что еще лучше. (Она ставит пластинку. Музыка – Мари Гарден поет «Любовь это редкая добродетель», мелодия из Таис сочинения Массне.) Да, мадемуазель Гарден, прежде всего нежность. Потом ярость. Придите в ярость. Она знает, мадемуазель Гарден, что ее дни, ее часы сочтены. Важна каждая секунда. Каждая секунда позволяет завершить что-то. Каждая секунда вмещает ту малость света и драгоценного огня, которые ей остались.

Продолжение