Она. Я тоже начала с того, что ничего не делала... а потом мне тоже пришлось заново начинать работать.
Он смотрит на нее. Это важный взгляд, он не просто слушает легкую болтовню. Он садится.
Он. Вы снова начали работать переводчицей.
Она. Ну да. А потом я уехала из Парижа.
Молчание. Ей больно. Она смотрит на него из глубины отчаяния.
Он (вслух выговаривает нечто невыносимое). Вы сказали: "Этим летом я снова выйду замуж".
Она. Да. Все так и есть... этим летом я снова выйду замуж.
Его рука, которая прежде играла с пепельницей, бессильно падает на стол. Но это совсем, почти совсем незаметно. Молчание.
(Пытаясь перевести разговор, почти светским тоном.) Я же сказала вам... я уехала из Парижа, а потом... обстоятельства сложились так, что я... (улыбается) оказалась в Германии.
Он. Вот как...
Она. Ну да. В Любеке. (Пауза.) Очень красивый город... на Балтийском море... Но мы недолго там оставались... Да и вообще, рано еще об этом говорить.
Он. Вы, конечно же, уедете еще дальше...
Она (нормальным голосом). Наверняка, мы уедем в Америку... (улыбается) в Северную Америку. (Пауза.) Знаете... я всегда хотела вам сказать... Дело не в том, что я не люблю Юг... я просто не могу тут жить.
Он. До такой степени... совсем не можете?
Она. Совсем.
Он. И вы до сих пор не знаете, почему?
Она (отмахиваясь от вопроса). Нет.
Он. Это все равно, что сказать: Дело не в том, что я не люблю свет, я просто не могу в нем жить.
Молчание. Похоже, что ее поразили эти слова. Да и мы, зрители, тоже поражены: как раз от этого вечного праздника света, от этого постоянного отождествления "счастья", "жизни"— и погоды, самого климата Юга, — именно от всего этого она отказывается, именно в это она больше не верит.
(Мягко). Я задаю вам вопросы, а вы отвечаете. Как прежде.
Она. И вправду.
Он (пауза). Мне кажется, вы остались такой же, какой были... Это в вашей природе — всегда отвечать на вопросы, кто бы их ни задавал (он почти теряет контроль над собой), даже если это первый встречный, которого ваши дела вовсе не касаются. Как только он начинает задавать вопросы, вы отвечаете.
Она ничего не говорит. Молчание.
А после этого диалог становится еще более медленным, как бы разорванным на части открывшимися глубинами, — как будто всякий раз, когда они глядят друг на друга, они впервые друг друга видят. И возвращение "ты" —- это еще и возвращение желания.
Я думал, ты не придешь; думал, что больше никогда тебя не увижу.
Она. Я колебалась до самого дня накануне, — а потом пришла. Так же, как и вы пришли.
Он. Нет. Я-то никогда не уходил. Я никогда не уходил. Я так и остался здесь. В это ужасном доме вместе с тобой.
Она. У меня не так. Я ушла. Меня выгнали. Оскорбили.
Молчание. Потом она начинает смеяться.
Все чемоданы были выброшены на улицу, выброшены в окно. Но ты все-таки проводил меня на вокзал.
Перестает смеяться. Молчание. Взгляд, все такой же проницательный.
Он. Я все спрашиваю себя, как это мы не поубивали друг друга.
Она. Нас спасла ярость.
Он. В первый день без тебя я с ума сходил от счастья... оттого что наконец-то избавился...
Она. Ну да, и со мной было то же самое.
Оба улыбаются. Их взгляды уходят за пределы тел и лиц, они присваивают себе все, что происходит в это мгновение.
Он. Может, именно сейчас мы и убьем друг друга.
Она. Может быть. (Мягко, как о самой простой вещи.) Только что это изменит.
Он. Ничего.
Молчание. Они смотрят друг на друга. Новый отрезок пути. Она возвращается к вопросу, который он задал ей минуту назад.
Она. Вы ведь тоже женитесь, вы тоже...
Он. Ну конечно, да... но я еще не вполне уверен. (Пауза. Это неправда: он знает. Потом он возвращается к тому же сюжету.) Знаете... я очень любил вас... правда... Я еще не могу быть вполне уверен, что в состоянии, в состоянии... (улыбается) начать заново.
Пауза.
Я приехал, чтобы посмотреть, как вы... обходитесь без меня... как это вообще возможно, это возмутительное положение, как мы можем обходиться друг без друга... в этом новом состоянии.
Она (пауза). В этом состоянии, когда больше не любишь?
Он. Нет. В этом состоянии, когда любишь.
Молчание.
Очень сильный момент взаимного противостояния. Потом она поверяет ему свое сокровенное желание.
Она. Уже несколько лет, как я хочу иметь детей... хочу жить с мужчиной... завести семью... дом... мне все это очень нужно...
Он отвечает с некоторым опозданием.
Он. Всякий раз речь вдет о времени, которое нельзя терять понапрасну.
Она. А!.. вижу, что вы стараетесь быть разумным, как прежде, даже со мной, — как будто это для меня легко, как будто я сама не знаю... Да, это верно, я понимаю, что время так или иначе всегда теряешь, но это еще не причина, чтобы терять его понапрасну во второй раз.
Молчание. Она стоит лицом к публике. Он смотрит на нее. Она чувствует этот взгляд и поворачивается.
Она. В чем дело?
Он (с любовью). Я смотрю на вас. (Пауза.) Вы не изменились.
Она. Вы опять за свое?
Он. Да.
Она. Да нет, я изменилась. (Пауза.) Иначе невозможно. (Пауза.) Вы тоже изменились.
Он. Взгляд... (Пауза.) У вас все тот же взгляд.
Она. Что за взгляд, о чем вы?
Он (пауза). Не знаю.
Она (пытаясь улыбнуться). Конечно же, незабываемый...
Он (серьезно). Да. Очень нежный. И яростный. Яростный и очень нежный.
Пауза. Он перестает глядеть на нее. О чем-то вспоминает.
(Медленно, серьезно). Это взгляд доверчивый и независимый... парадоксальный взгляд... который всегда зовет... и в счастливые мгновения, — и во все другие минуты тоже.
Пауза.
Из самых глубин вашей тайной силы вы все равно зовете. (Пауза.) Как будто сама ваша сила для вас — всего лишь лишнее беспокойство. (Пауза.) И как будто вы полагаетесь на других, чтобы те избавили вас от этой силы.
Молчание. Она ждет, пытается понять.
Она. Я не совсем понимаю... Я не узнаю себя в том, что вы говорите обо мне...
Он (его взгляд блуждает; он пытается разъяснить, ищет подходящие слова). Послушайте... вы ведь помните... Какой-нибудь пустяк мог вас глубоко ранить... почти уничтожить... случайно произнесенное слово... или слово, которое так и не было произнесено... Вы ведь помните об этом?
Она. Да.
Он. Отчаяние было всегда там, где находились вы сами, — и вы всегда были готовы в него броситься. Вы помните?
Она. Да.
Он. Ну конечно, вам объясняли, что невозможно же вести себя так, что это невыносимо, что вам надо измениться... вам твердили: будьте более сильной, более свободной. (Пауза.) А вы, всегда такая тихая, покорная, что делали вы? Ну конечно, вы пытались измениться. Чтобы доставить удовольствие. (Пауза.) И мы просто погибали от этого вместе.
Она смеется.
Она. Вы выдумываете, вы всегда все выдумывали. Вам это нравится. Вы всегда сами придумывали все мои истории. Всегда.
Он. Нет. Не всегда.
Молчание.
Она (с улыбкой). А ты... ты помнишь...? С первого же дня в том доме ты начал говорить, что уйдешь. И потом, очень быстро, ты стал говорить об этом каждый день, — что ты уйдешь.
Ответа нет, только улыбка, они чувствуют себя как заговорщики, они теперь — на одной стороне.
И вообще... (Улыбается) Ты говоришь обо мне много дурного...
Он. Это Валери тебе сказала?
Она. Да. (Улыбается.) Так что ты говоришь?
Он. Я говорю, что ты была лживой. Лицемерной. (Она смеется.) Бессердечной. Злой. И абсолютно ни к чему не пригодной в доме, на кухне... Всё говорю.
Она. Ты действительно все рассказал?
Он. Всё. Чтобы ничего не забыть. (Пауза.) А ты, что ты говоришь обо мне?
Она. Я говорю: знаете, это такой мужчина — с самого первого дня в нашем доме он уже говорил о том, что уйдет.
Молчание.
Теперь в принципе он может подняться, отойти от нее, повернуться лицом к публике. Она останется возле своего стула, поднимется. Будет слушать его, как зачарованная.
Он. Однажды, ближе к вечеру, я увидел вас на улице. (Пауза.) Вы были так красивы, что я пошел за вами следом... Вы вошли в отель. Я вошел следом за вами. Вы прошли в бар отеля и заказали виски. Бармен поцеловал вам руку. Вы сели на высокий табурет. (Пауза.) Вы были в черном. Да, я точно помню, что он налил вам виски. Я заметил, потому что дома вы никогда не пили виски. Вы всегда говорили, что оно вам не нравится. А я оставался в гостиной, примыкавшей к бару. Там были занавески. Я помню, как подумал, что никогда прежде не видел ваших ног. Что вообще никогда вас по-настоящему не видел. Бармен не спускал с вас глаз. Вы рассмеялись вместе, очень громко. Несколько раз. Очень громко. Думаю, это было на второй год после нашей свадьбы. Я вышел из конторы немного раньше обычного, и случайно наткнулся на вас.
Она. Бары... да... мне очень это нравилось... очень... Я была знакома с барменами в разных городах... В Ульгате, Кабурге, Онфлёре, Форбеке... да вы прекрасно знаете эта города... Они все были немного влюблены в меня. И с ними я старалась быть красивой, — как в первый день с вами. И я могла быть красивой, стоило только пожелать. Я думала только о вас. Вы занимали все мои мысли, куда бы я ни шла, повсюду. А между нами ничего уже не происходило... кроме вашей архитектурной работы.
Молчание. Она улыбается.
Он. Вы так и продолжаете заходить в эти бары.
Она. Да.
Он. И все так же не рассказывааете об этом, — это вы тоже продолжаете делать?
Она. Да, тоже. (Улыбается.) Больше всего мне нравятся бармены в таких пустых отелях... Летом у них нет времени говорить со мной. А вот зимой — пожалуйста. После полудня, ближе к вечеру, в эта часы, когда все еще на работе, мы говорили. Они знавали многих женщин, которые были совсем как я, женщин, которые заходят в бары. Мы говорили об этом.
Он. У вас не было любовников?
Она. Нет. А вы бы предпочли, чтобы они были?
Он. Да.
Она. Но вы знаете, это невозможно, это совершенно все равно... с этими мужчинами: либо у меня была бы какая-то история с мужчиной, и я его потеряла бы, — либо я держала бы их при себе просто так, от нечего делать. (Пауза.) Я все так же часто захожу в бары. Я прекрасно знаю, что это за люди. Для бармена история с клиенткой никогда не может быть любовной историей. Они стоят там за стойкой специально для этого, — чтобы с ними можно было говорить, иногда часами, — и чтобы за этим ничего не последовало.
Он. У меня было ощущение, что я присутствую при преступлении... когда я увидел, что происходит. Это было хуже, чем если бы вы меня обманывали с кем-то... это все равно значило быть неверной, но еще до всякой постели... Это было преступление... Понимаете вы? Преступление.
Она бежит к нему.
Она (с тревогой, нежно). Но послушайте меня, послушайте... То, что происходило в барах во времена нашей любви — это всего лишь внешняя канва, это пустяк. Вы бы только встревожились, да и вообще, это вас не касалось. Вы точно так же заходили а гостиницы с молодыми, совершенно посторонними девушками, — и это меня не касалось.
Он. Я ни о чем вас не спрашиваю.
Она. А мне и нечего вам рассказать. Если я и заходила вот так в бары гостиниц, это было не для того, чтобы вас огорчить, — это было что-то для меня самой, что-то, что мне нравилось, понимаете, — нравилось мне так, что порой мне казалось, что я уже бывала в этих местах в другой жизни, — в этих подвалах на берегу моря, в этих пустых залах северных кинотеатров.
Он ничего не отвечает. А потом начинает слушать. А потом постепенно включается вместе с ней в то, о чем она говорит.
По большей части, в этот период нашей жизни, что бы вы мне ни сказали, было уже неважно. Вы беспрерывно говорили о женщине, от которой уже хотели избавиться, и все-таки вы знали... это было как во сне, как в бреду — всё, что вы говорили... А я, когда вы начинали говорить так, я думала о вас, — совсем не о том, что вы произносили в эту минуту, а просто о вас. То, что вы произносили, попросту не существовало. Вы пытались все разрушить, вы как будто уже перестали жить. Ну а я, — знаете, чтобы до такой степени не обращать на вас внимания, мне нужно было любить вас как в первый день.
Молчание.
Он. То, что ты говоришь, не совсем соответствует истине.
Она. Не совсем. (Пауза.) Совсем нет.
Он. Вот так.
Она подходит немного ближе.
Она. Тогда вы уже не интересовали меня в настоящем времени. У тебя и у меня уже не было никакого настоящего. Для тебя нашим настоящим стали молоденькие чужие девушки. Для меня это были бары... где я могла говорить о тебе. (Пауза.) Я до сих пор вспоминаю этот киношный свет — желтый — а все остальное остается в тени. Но тебе ведь тоже известны все эти бары.
Он. Ну что бы мы без них делали.
Она. И вправду.
Молчание.
Он. В конце я целыми днями напролет хотел тебя убить.
Она. Ты был прав. (Пауза.) Ты купил револьвер, когда я была в Париже, вот дурачок.
Он. Мне казалось, что когда ты умрешь, я перестану страдать.
Молчание.
Я хорошенько прицеливаюсь. Я тебя убиваю. (Пауза.) Ты падаешь, падаешь на землю после первого выстрела. Я вдруг вспоминаю о том, что на свете бывает молчание. (Пауза.) Я больше не страдаю.
Она. А с собой самим, что ты делаешь с собой?
Он. Этого я никогда не мог решить.
Молчание. История влюбленных из Эврё превращается во что-то иное, может быть, в литературную выдумку.
Продолжение
|