Провинциальный отель, довольно роскошный.

Вся сцена, взятая в длину, составляет часть холла в этом отеле. Иначе говоря, холл представляет собой один из секторов круга, который, будучи продолжен, покрывал бы собою и весь зрительный зал.

Таким образом, зрители как бы находятся внутри отеля, в самом этом холле.

Соотношение планов таково: в глубине пространство перекрыто грязновато-белыми зданиями, это улица. Следующий план — тамбурная дверь, призванная служить преградой ветру с северных пляжей. По обеим сторонам двери начинаются два коридора, уходящие куда-то за сцену; один несомненно ведет в Рецепцию, а другой — в бар. Свет везде погашен—сейчас девять часов вечера, и это провинция; освещены только два маленьких золотистых прямоугольника, —это две витрины,в которых выставлены французские духи, шарфы или украшения. После входной двери и коридоров нужно спуститься на три ступеньки вниз, чтобы попасть на уровень самой сцены. Имей мы дело с кино, можно было бы сказать, что это съемка с низкой точки, когда камера направлена на входную дверь таким образом, что все, что находится снаружи отеля, происходит на этих трех ступеньках. В салоне стоят два стола для бриджа, множество стульев, красный диван и письменный стол: это своего рода промежуточные станции для перемещений актеров.

По обеим сторонам зала два больших зеркала отражают свет, источник которого расположен за пределами декораций на сцене. Но в центре коридора стоит светильник, освещающий все вокруг мягким желтым светом, немного блекло. Когда в конце пьесы рассветет, этот светильник погаснет, погаснут и витрины, улица снаружи окажется внезапно залита белым светом, а издали, подобно шуму проходящего поезда, вдруг раздастся музыка Дюка Эллингтона. На одном из столов для бриджа видны разбросанные карты, стоят стаканы, графин с водой, пепельницы: видно, что до момента, когда начинается "Музыка", но все-таки довольно поздно, здесь были люди; стаканы не убраны, потому что бар к этому времени, вероятно, уже закрылся.

Два стола для бриджа стоят на расстоянии трех-четырех метров друг от друга. Один из них выдвинут чуть ближе к залу. И игрвая площадка, куда чаще всего заходят актеры "Музыки", располагается как раз между этими столами и стульями.
Вращающаяся дверь повернулась; входит Мишель Нолле. Он на¬правляется в бар; мы теряем его из виду; он возвращается, идет в Рецепцию, снова возвращается, в руках у него ключ. Проходит в холл. Осматривается вокруг, — это не очень заметно, но для нас совершенно очевидно. Печальное лицо. Возможно, смотрит на часы. Ему нужно позвонить. Идет к телефону и просит соединить его с парижским номером.

Он. Пожалуйста, сударыня, номер в Париже. (Пауза.) Литтре 89.26. (Пауза.) Я буду ждать звонка в салоне. (Пауза.) Я из комнаты 36. Спасибо, сударыня.

Больше не садится. Явно ждет Анну-Мари Рош. Не смотрит на входную дверь. Когда она войдет, она не сможет сразу же с порога увидеть уголок, где он расположился.

Входит Она. Он напряженно замер еще до того, как мы ее увидели, — как будто узнав шум ее шагов еще на улице. Подобно ему, она вначале идет к портье.

Возвращается; в руках у нее ключ и телеграмма. Проходит в салон, совсем рядом со столом, распечатывает телеграмму и читает ее. В этот момент звонит телефон. Она оглядывается и обнаруживает его присутствие; со спины видно, как он внезапно оцепенел. Он оборачивается. Они смотрят друг на друга. И очень медленно он идет к телефону. Теперь ее очередь замереть в оцепенении. Вот так и продолжается этот телефонный звонок: мы видим двух людей, которые настолько неподвижны, что кажутся мертвыми.
Голос "за сценой" очень тих. Едва слышен.

Женский Голос за сценой. Это ты, Мишель?

Он. Да... как дела?

Голос за сценой. Ничего. (Пауза.) Все закончилось?

Он. Да.

Молчание.

Голос за сценой. Ну и?..

Он. Ничего. (Пауза.) Что еще ты хочешь, чтобы я сказал... (Легкая улыбка.) Такова жизнь, как говорится... всегда случается что-нибудь такое...

Голос за сценой (после паузы). Что?

Он. Ну, скажем... трудное... мучительное... (Улыбка: такие тривиальные слова.)

Молчание.

Голос за сценой. Ты возвращаешься завтра, Мишель?

Он. Да. В одиннадцать двадцать я буду на вокзале Сен-Лазар.

Голос за сценой. Я буду ждать тебя у главного выхода. (Пауза.) Ты мне расскажешь когда-нибудь эту историю в Эврё?

Эти слова произнесены беспокойно и нетерпеливо.

Он. Не думаю, но в конце концов — кто знает? Может, когда-нибудь...

Голос за сценой. Где она остановилась?

Он. Я не знаю, где она... наверняка, в каком-нибудь отеле... Не знаю, в каком...

Голос за сценой. Ты мне когда-нибудь покажешь?

Он (усмехнувшись). Если тебе это так важно... До завтра.

Голос за сценой. До завтра.

Он очень медленно кладет телефонную трубку. Потом поворачивается. Они смотрят друг на друга. Он первым начинает говорить.

Он. Я хотел вам сказать... Если я вам понадоблюсь...

Зажатая, очень напряженная улыбка.

(Продолжая.) ...ну, из-за этой мебели, которая сдана на хранение... я могу сам вам отправить... если я могу избавить вас от всех этих забот...

Она. Какая мебель? (Вспоминает.) Ах да... спасибо, нет... (Пауза.) Я не знаю еще, что буду делать... Не знаю еще, сохраню ли ее... Но все равно, спасибо...

Слов больше не осталось. Возможно, она делает почти незаметное движение по направлению к коридору, ведущему внутрь. Он начинает говорить и тем останавливает это движение: ей придется остаться. И пьеса будет иметь продолжение.

Он (поднимаясь). Почему бы нам не поговорить?

Она. А зачем нам говорить?

Он. Ну так... от нечего делать.

На ее лице отражается отвращение, горечь, грусть.

Она. Никогда ничего еще не заканчивалось так основательно, как эта история... Из всех завершенных вещей.

Он (после некоторого колебания). Ну а если бы мы умерли... Смерть ведь все поняла и рассудила бы, как вам кажется?

Улыбается. Она не улыбается.

Она. Не знаю... Ну может быть, да: смерть все поняла и рассудила бы.

Он не пытается продолжать. Молчание. Она, не желала говорить прежде, но теперь говорит, чтобы избежать неловкой ситуации.

Спасибо за мебель. Я тут подумала... я ее не возьму... Она меня скорее стеснит... Если вы хотите забрать... (Пауза.) Во всяком случае, нам не стоит беспокоиться (усмехается) о юридическом разделе нашего состояния.

Он (усмехаясь). Нет уж, нет, спасибо... (Вдруг подумал о чем-то другом.) Нет, не хочу...

Пауза.

Она. Ну, что будем делать?

Он (продолжая думать о чем-то другом). Не знаю. Ничего. Оставим все здесь...

Она (с улыбкой). Хорошо.

Он. Хотите что-нибудь выпить?

Она делает знак: "Почему бы и нет?" Он идет в Рецепцию, ненадолго исчезает из виду. Она остается одна. Она почти растеряна, оттого что увидела его. Он возвращается.

(С улыбкой). Похоже, что все спят, простите...

Она (с улыбкой). Ничего...

Больше сказать нечего. Они не знают, какой тон может оказаться более уместным. Банальность слов требует некоторого "подкрепления".

Он. Город так изменился, просто невероятно, вы видели?

Тон его голоса лживо-небрежный.

Она. Не так уж и сильно со стороны Ла Буссьер.

Он. Да, правда... теперь все в основном развивается в северном направлении, ближе к этому аэродрому, который тут строится... вы знали о нем?

Она. Да... хорошо что у них тут будет аэродром. Это все изменит.

Он. Вы заезжали туда... в Ла Буссьер?

Она (удивленно взглянув на него). Ну да, конечно. Я ведь так ни разу и не возвращалась сюда после... (С улыбкой.) Вы ведь тоже заехали, правда?

Он (в замешательстве, удивленно). Откуда вы знаете?

Она. Мне показалось, что я вас увидела там, наверху, когда я приехала... Но я не была уверена...

Он (смотрит в сторону). Да, я прошел перед домом. (Пауза, смущенно.) Скажите мне, его ведь не продали той молодой паре, ведь так?

Она. Нет... он за это время, должно быть, переходил из рук в руки... Я совсем не знаю эту пару, которая там ужинала...

Он (с улыбкой). Да... странное ощущение... Столовая там же, где и была... даже телевизор...

Она (подхватывая). Они вовсе не говорили друг с другом, не сказали ни слова... странно... это правда...

Молчание.

Он. Они закончили ту пристройку, которую я начал... помните? За теннисным кортом?

Она. Не очень отчетливо... А! ну да, помню... и хорошо получилось?

Он. Да... похоже, что они следовали первоначальным планам.

Им больше нечего сказать друг другу. Последний раз он делает попытку заполнить неловкое молчание.

Мне следовало бы приезжать время от времени, чтобы поглядеть на работу... Но я этого так и не сделал... А все-таки получилось неплохо.

Молчание.

Она. С вашей работой все в порядке?

Он. Да, ничего. Недавно получил два интересных контракта.

Она. Работа вас все так же увлекает?

Молчание. — Когда-то она наверное ревновала его к работе.

Он (с улыбкой). Да, все так же.

Она. Тем лучше.

Он. Спасибо (Пауза.) Вы уезжаете утром поездом в девять тринадцать?

Она (после некоторого колебания). Нет. За мной приедут.

Молчание.

Он. Представьте себе, я не знаю даже, где вы живете... Кто-то спросил меня недавно, где вы, как вы, — а я не знал, что ответить.

Она. О, сейчас в общем-то нигде надолго не задерживаюсь... То там, то здесь... чаще всего на севере.

Он. Надо же, на севере...

Она. Да... как-то так получилось... Впрочем, мне это скорее нравится.

Он (улыбка его уже стала нежной). Вы по-прежнему не любите юг?

Она. По-прежнему.

Молчание. Они меняют место действия. А фразы меняют свой смысл.

Он. Я уже три года ничего о вас не знаю.

Она. А мне о вас передает новости Валери...

Он (слегка вздрогнув). Вы снова с ней видитесь?

Она. Да... я совершенно изменила свое мнение о ней... Бывает, что ты полностью переходишь на чью-то сторону, но это еще не значит, что ты... несправедлив... это еще ничего не доказывает... может быть, ты просто... просто попал под чье-то влияние — и не отдаешь себе в этом отчета... (Пауза.) Я иногда встречаюсь и с Турнье. (Пауза.) Это, наверное, все.

Все это — так и не проясненные отсылки к общему прошлому; они не будут продолжены.

Он (осмелившись). Я думал, что вы не приедете одна, думал, что вас будут сопровождать.

Она (нетерпеливый жест). Нет, вы же видите... (Пауза.) Вы тоже приехали один...

Он. Да... я подумал, что не стоит...

Она. Да, правда...

Она делает знак, что скорее согласна с этим. Они обмениваются улыбками. Первый раз действительно смотрят друг на друга; это их страшно смущает. Но любопытство пересиливает смущение.

Молчание.

Он. ...смерть все поймет и рассудит, — вы и правда так думаете?

Дальше диалог происходит очень медленно. Она не откликается.

Вы сказали, что ничто еще не заканчивалось так основательно, как эта история... и что смерть все поймет и рассудит.

Она. Я же вам сказала, что не знаю.

Молчание.

Он (внезапно вспыхивал). Знаете, когда вы вернулись из Парижа... я ждал вас на вокзале...

Она смотрит на него. Он опускает глаза, перестает смеяться, больше и не пытается продолжать. Она встает с кресла, делает несколько шагов. Его не удивляет, что она ходит по комнате, что она не может больше сидеть спокойно. Пока она стоит или движется, он решается пойти дальше.

(Жестко, но вежливо.) Вы собираетесь снова выйти замуж?

Она (также жестко). А что случилось тогда на вокзале?

Молчание. Он колеблется, потом решает ничего не говорить. Она не настаивает. Мгновение, когда проявляется что-то от прежней жесткости.

Я выхожу замуж в августе.

Он. Через три месяца...

Она. Да, после того как истечет необходимая юридическая отсрочка... так это глупо, все эти отсрочки, но что делать?

Он. Да уж.

Она (бросает слова ему прямо в лицо, но при этом все же сохраняет прежнюю деликатность). Потом мы уедем. Мы будем жить в Америке. (Пауза.) Я хочу быть... спокойной... немного поздно, я знаю, поздно даже для того, чтобы быть спокойной... Нужно действовать быстро, — чтобы наверстать упущенное время...

Улыбка, вежливость возвращается.

Он. Теперь вам кажется, что время порой может быть упущено?

Она. Это просто оборот речи... Я никогда всерьез не думала об этом... Совсем не думала, правда.

Молчание.

А вы, что вы собираетесь делать?

Он. Примерно то же, что и вы, с той лишь разницей, что мне придется оставаться во Франции из-за моей работы.

Она. Вы собираетесь снова жениться?

Он. Еще не знаю.

Он оглядывает ее всю, с ног до головы. Она не замечает этого.

(Это вырывается почти помимо его воли.) Вы не изменились.

Она оборачивается.

Она. Я постарела, знаю...

Он. Я не имел в виду ваше лицо.

Тревога.

Он. Лицо и правда немного изменилось.

Она. В чем?

Он. Наверно, взгляд, прежде всего... у вас был такой взгляд, очень... нежный, и потом... стоило на вас посмотреть, и можно было сразу понять... точно понять... что вы скажете в следующую минуту.

Она (это ее задело). Должно быть, это было скучно... заранее знать...

Деланно смеется.

Он. Только в конце. В последние месяцы. Да, тогда это стало вдруг очень скучно.

Пауза.

Она. Поздно уже.

Он, может быть, даже и не услышал.

Он. А странно все-таки... что вот так запросто можно разговаривать...

Он идет к ней, потом останавливается.

Вы помните эти последние месяцы?

Она. Настоящий ад.

Он. Да, настоящий ад.

Она закрывает глаза, покачивает рукой, как бы примеряя подходящий образ.

Она. К такой точке можно подойти только один раз за всю жизнь, как вам кажется?

Он. Что?

В ответ он должен был бы сказать: "К такой любви".

Она. К такому аду.

Он. Мне кажется (пауза) — а может...

Второй раз они погружаются в это беспокойство, но теперь ни один из них даже и не пытается выбраться наружу.

А может это опыт... ужасная штука, совершенно бесполезная...

Она. Нет... не то... Думаю, вы ошибаетесь... Если это случится еще раз... Я все-таки думала обо всем потом, позже... может, мы просто не нашли другого способа...

Она ищет подходящее слово.

Он (у него слово нашлось). ...другого способа избавиться от... скажем, усталости?

Она (опустив глаза). Наверное, в этом все дело. (Пауза.) А вам как кажется?

Он. Может, я и сам так думаю.

Молчание. Воспоминания настойчиво подступают все ближе.

Продолжение