Та же сцена, то же место, но все имеет неухоженный вид. Вещи раскиданы по полу, на стенах больше ничего не висит. Четвертый маркиз или лежит на полу, или же висит у ширмы. Понятно, что это день рождения, так как накрыт стол. Они могут быть плохо одеты, непразднично, возможно, они слишком загримированны, возможно, они даже жалко выглядят, так же как и декорации. Чувствуется, что это конец истории. Ужин сервирован, но они не едят. Стены пусты. Все имеет траурный вид. Все портреты маркизов сняты.

Джон. Вы хорошо себя чувствуете?

Кэтрин. Да.

Джон. Как рано, Кэтрин, еще не совсем стемнело.

Кэтрин. Мой день рождения выпадает на самые длинные дни года. Это, конечно, неудобно.

Джон. Может быть, нам лучше было бы не ходить в Оперу. Вы устали, Кэтрин.

Кэтрин. Возможно, дело всего лишь в этом свете июня, этом бесконечном июньском свете. От которого плохо выглядишь. Он, возможно, более печальный, более обманчивый, чем серый свет осени.

Джон. Иногда у меня возникает странное ощущение, что я вот-вот вас потеряю, Кэтрин. Это как ужасное известие, потерять вас…

Кэтрин. Мы стареем, мой дорогой Джон, вот и все. Ничего более. В каждый мой день рождения вы дольше смотрите на меня. Я каким-то образом являюсь вашим зеркалом.

Джон. Нет, это не совсем так. Этот страх потерять вас возник недавно, когда вы засомневались насчет нашей обычной прогулки. А сегодня вы так же отказались пойти в Оперу.

Кэтрин. Джон, я должна вам сказать, что да, возможно, я устала. С некоторых пор.

Джон. Нет, прошу вас, не говорите этого… Мне невыносима эта мысль. Это катастрофа, возможно, более ужасная, чем… чем то, да, еще более ужасная, чем то…

Кэтрин. Джон, я не говорила ничего подобного, я не говорила, что это будет так ужасно.

Джон. Да, разумеется…

Кэтрин. Даже если бы мы должны были расстаться, не зависело ли бы это также от нашей судьбы?

Джон. Но потерять вас, Кэтрин… потерять вас…

Кэтрин. Мне бесконечно жаль, Джон.

Джон. О, я вдруг осознаю все то прошедшее время, все эти годы, несмотря на то, что мы ждали вместе то, что должно случиться со мной. Мне кажется, что мы внезапно приближаемся к смерти. Можно ли понять, возможно ли, что уже слишком поздно, просто-напросто слишком поздно? Слишком поздно для всего? Для нашей жизни… Никогда до этого момента я не сомневался, что у этого есть время… что оно не торопится, и что моя роль всего лишь в том, чтобы ждать.

Кэтрин. Джон, пойдемте. Взгляните на парк, как тепло сегодня вечером.

Джон. Если бы мы пошли в Оперу, мы бы могли прогуляться вдоль Темзы перед тем, как вернуться. Мы делали это иногда, возможно, и еще сделаем.

Кэтрин. Я думаю, что нет, Джон, я думаю, что сегодня я не смогу.

Джон. Но, Кэтрин, что происходит? Вы перенесли мебель в эту комнату?

Кэтрин. Нет.

Джон. Да, Кэтрин. У меня какое-то чувство, что вы думаете о другом, что вы пришли к тому спокойствию, которого я пытался достичь, но не достиг.

Кэтрин. Джон, расскажите мне что-нибудь, что сейчас происходит в Лондоне?

Джон. Я не знаю, Кэтрин, я больше не знаю.

Кэтрин. Садитесь, Джон.

Джон. Кэтрин, это вечер всей моей жизни, это внезапный мертвый сезон. Что происходит, Кэтрин? Это как будто ничто больше не существует…

Кэтрин. Это не так, Джон, все существует. Просто я немного вне того, что существует.

Джон. Замолчите, Кэтрин.

Кэтрин. Это только мое ощущение, понимаете ли, Джон, ничего более – вне того, что существует. Да, каким-то образом вне всего, я не могу сказать лучше.

Джон. Вне всего, чего же? Значит, с вами больше ничего не случится?

Кэтрин. Ничего, я думаю.

Джон. Видите ли, много времени назад, очень много, я догадывался о чем-то. Я сказал вам об этом, но вы мне ответили так, что мне стало почти невозможно говорить с вами.

Кэтрин. Я не забыла ничего из того, что было между нами, что существовало между нами.

Джон. Одно время я стеснялся говорить с вами, всегда из страха, что это что-то изменит между нами, что это спровоцирует разногласие между нами, каким бы незначительным оно ни было.

Кэтрин. Джон, в течение всех этих лет мы столько пережили вместе, так много, и никогда, ни единого раза между нами не возникло ни малейшего разногласия. Тогда как возможно оно сейчас?

Джон. Вы говорите о настоящем времени. Вы говорите об этом так, как будто все уже прошло, как будто все уже закончилось, даже этот вопрос без ответа, как будто этот зверь, притаившийся в лесу, который ждет меня, уже ничего больше не ждет. К тому же мне совершенно безразлично теперь, что это за зверь, чего он ждет. Мне совершенно безразлично, какое ужасное бедствие он мне принесет, какую катастрофу, будет ли она трагической или смешной. Я еще не до такой степени стар, чтобы не страдать. Все, чего я прошу, это чтобы это было достойно моего ожидания, этой уверенности, которая заставляет меня жить с давних пор, всегда. Только бы я не ждал так долго напрасно. Да, мне все равно, что придется от этого страдать.

Кэтрин. Иногда в такие минуты, Джон, у меня возникает чувство, что я провела всю свою жизнь, думая об ужасах. О некоторых я вам рассказывала, но на самом деле есть такой, о котором я вам не смогла рассказать.

Джон. Потому что он на самом деле слишком ужасен?

Кэтрин. На самом деле есть такие, слишком ужасные. Но этот… И потом мы с вами говорили о многих ужасных вещах.

Джон. Почти всему мы смотрели в лицо, Кэтрин.

Кэтрин. В том числе и друг другу, вы хотите сказать?

Джон. Если я правильно понимаю, худшее, на что вы намекаете, самое ужасное из всего это как раз то, о чем вы мне так и не рассказали.

Кэтрин. В самом деле, Джон, это могло бы быть самым ужасным из всего.

Джон. Вы хотите сказать, что это была бы самая большая утрата и в то же время самый большой стыд, который может испытать человек.

Кэтрин. Я ничего подобного не говорю, Джон, я не могу судить об этом, речь идет только о моем убеждении.

Джон. Для меня вы всегда были правы, Кэтрин. Вы бросаете меня.

Кэтрин. Нет, нет, нет, я всегда рядом с вами. Вы видите, я рядом с вами всегда, Джон. Я не покинула вас.

Джон. Тогда скажите мне, буду ли я сознавать, что страдаю?

Кэтрин. Никогда, Джон. Никогда.

Джон. Но чего лучшего желать, Кэтрин? Вы это называете худшим?

Кэтрин. Вы думаете, что нельзя желать ничего лучшего?

Джон. Я вижу…

Кэтрин. Что вы видите?

Джон. Вы хотите сказать, что я всего лишь идиот. Что вся моя история, моя одержимость основаны на гротескной иллюзии с самого начала.

Кэтрин. Иллюзии, Джон? О нет, это не так, это совсем не так… Вы были правы, веря в это…

Джон. Вы говорите мне правду, не так ли? Вы не пытаетесь щадить меня? Я не отдал жизнь простому вымыслу? Я не ждал только того, чтобы дверь захлопнулась у меня перед носом?

Кэтрин. Нет, нет. То, что существует, существует на самом деле. Дверь не захлопнулась. Она открыта.

Джон. Значит, что-то случится?

Кэтрин. Никогда не бывает слишком поздно, Джон.

Джон. Но что вы говорите, Кэтрин?

Кэтрин. Я думаю, мне слишком нездоровится, чтобы сказать это.

Джон. Слишком нездоровится, чтобы это сказать?

Кэтрин. Вы не поняли, Джон? Сейчас…

Джон. Сейчас? Сейчас я больше ничего не знаю.

Кэтрин. Ох!

Джон. Вам больно?

Кэтрин. Нет.

Джон. Тогда, Кэтрин, что вы хотите мне сказать… Что это… И эта такая явная и болезненная неопределенность, которая сопровождает меня всю жизнь, с самого начала, что это?

Кэтрин. Вы хотите сказать, что кроме этого больше ничего не осталось? Ничего кроме едва заметной черты?

Джон. Да. Что произошло?

Кэтрин. Произошло то, Джон, что должно было произойти.

Продолжение