Фанни Ардан нередко бывала гостем Москвы. Премию «Я верю» вручил ей на Московском международном кинофестивале Никита Михалков. Но еще чаще она – гость московских кино- и телеэкранов. Так что российские зрители хорошо знакомы с этой обаятельной, знаменитой и талантливой, а к тому же еще и в своем роде уникальной современной артисткой Европы, ведь именно ей удалось одинаково успешно сыграть двух таких несхожих, но равновеликих европейских «звезд сцены», как Мария Каллас и Сара Бернар.

Она родилась в семье военного – полковника дипломатической службы в княжестве Монако – и дворцовой фрейлины князя, и готовилась к дипломатической карьере, изучая политические науки. Но все пересилила страсть к театру. И сегодня она – один из многих ликов Парижа, неожиданный, парадоксальный, в одно и то же время бунтарский и старомодный.

«Нет диктатуре наслаждений!» – так называется интервью, которое совсем недавно опубликовал журнал «Пари-матч». В ответах Ардан на откровенные, иногда насмешливые вопросы парижского журналиста – весь ее характер, яркий и в то же время пастельно-мягкий, скромный и порывистый, готовый полюбить всем сердцем и в то же время всегда склонный к бунтарству. Таким характером она, как правило, одаривает и всех своих героинь. Такой мы знаем ее в фильмах «Соседка», «Веселенькое воскресенье», «Насмешка», да и множестве других. Сочетание несочетаемого – это и есть Фанни Ардан.

– В наши дни, когда каждый стремится удовлетворить любое свое желание как можно полнее и скорее, вы предпочитаете играть тему отношений между женщиной и мужчиной, основываясь на молчании, скрытых эмоциях, недосказанности… Это очень смело!
– Мы живем с чувством жадности к обладанию и потребительству, стремимся к потреблению удовольствия, потреблению любви. Но никакого прогресса в любви не существует. «Потребляй, дочь моя», – сколько в этом мошенничества! Я принадлежу к поколению, верившему в Че, а сегодня верят только в его толстый кошелек.

Мир выставлен на продажу, секс выставлен на продажу. Установилась диктатура наслаждения. Теперь хвастаются своими сексуальными подвигами. Но в чем принцесса Клевская была менее великой любовницей, чем автор современных сексуальных романов Виржини Депант? Индивидуум, который оказывается способным к самовыражению в условиях этой диктатуры, и становится хозяином жизни.

– Оттягивать исполнение желания – это способ придать ему большую живость или в конце концов убежать от него совсем?
– Оттягивать желание – значит его усиливать, ведь оно гаснет только после реализации фантазий. Избегать его – это тоже форма комфортной жизни и очень большая извращенность, хотя есть и такие, кто предпочитает путешествовать по головокружительным берегам наслаждения и без исполнения акта физической любви… В действительности убийцы любви – это так называемые понятия «чести, семьи, родины», лозунг «верьте и потребляйте». А любовь стихийна, разрушительна. Если вы не составляете регулярный план семейных расходов, если вы не покупаете стиральную машину – это наносит ущерб всему обществу!

– В вас живет постоянная жажда бунтарства.
– Я росла невероятно счастливым ребенком, без всяких комплексов нелюбимой замарашки, на которую жалко потратить деньги, – а именно это обычно порождает у взрослого человека желание взять реванш. Я никогда не обращалась к психоаналитикам, у меня не было никаких трудностей. Уже потом я научилась справляться со своими печалями, неудачами и своей тоской… Но это всегда было выяснением отношений между мной и мной. Я всегда отказывалась голосовать, участвовать в каком-то обществе, состоять в какой-то партии. Но и жила я всегда очень земной жизнью, с ее временем для посевов и временем для жатвы. И сегодня я среди своих детей!

– «И деток одна воспитала», как поется в народной песенке…
– Да, жизнь моего поколения была связана с множеством передряг, с безумствами. И я разделила заблуждения своего века. Была какая-то прекрасная наивность в том, что мы говорили себе самим: «Я должна быть сильнее обстоятельств!» Меня обескураживали: «Если заведешь ребенка, у тебя в колесах будут одни палки!» Но я не побоялась.

– И вы бесстрашно шли навстречу жгучим ранам любви…
– Нужно внимательно слушать свое подсознание. «Давай поглядим, да обсудим, да посмотрим…» Контроль над собой – худший из врагов. Что мы, собственно, знаем о жизни? «У жизни больше воображения, чем у вас», – говорит психиатр моей героине, решившейся на самоубийство, в фильме «Соседка». Такие фразы запоминаются на всю жизнь.

– И вы не отказываетесь от одиночества, даже если, как сказала Маргерит Дюрас, «одиночество всегда спутник безумия»?
– Нет, и в конце концов мне так лучше! Быть способной на безумство – это стоит большего, чем жить глупой овцой. Когда мне говорят «как ты можешь так рассуждать, ведь это безумие!» – прослыть сумасшедшей – о! какое удовольствие! В ответ получаешь ту любовь, какую обычно испытывают к маргинальным личностям – потому что в глубине души их считают смелее других. Быть или не быть животным социальным, принимать общество или в корне отвергать его – в этом балансировании на лезвии бритвы и состоит история нашей жизни.

– «Искусство создает жизнь», говорил Генри Джеймс…
– Искусство спасает жизнь! Красота – одновременно и утешение человека, и его отчаяние. Увидеть осколки собственной жизни, преображенные в формы книги, оперы, картины, пьесы, – это как бальзам. Греки узнавали себя в трагедиях Эсхила. Страдания и смерть, закованные в форму произведений Фрэнсиса Бэкона, больше не ужасают, наоборот – они умиротворяют. Внутренности искусства – это всегда грех.

– Любовное чувство – насколько оно сродни отношениям актера со своим собственным искусством?
– Да, это все в одной лодке. Театр всегда требует чудовищного физического напряжения, это очень тяжко, и вот говоришь себе: «Нет, нет, больше никогда!» И все равно возвращаешься туда.

– Как бы вы определили качество особых отношений, которые вот уже много лет связывают вас с Жераром Депардье?
– Удивительно, но я не могу подобрать подобающих слов, чтобы описать то, что существует между нами. Даже не представляю себе, можно ли передать, как мы друг другу преданны, ведь говорят, что необходимо беречь дружбу, любовь… С Жераром все именно так. Я так люблю просто смотреть на него, слушать его, говорить с ним. Потому что, и это правда, у Жерара очень развит инстинкт, он видит все, понимает все, он словно чародей, он знает все. Он живет в моей душе. Я люблю эту сторону в мужчине – он совсем земной, но при этом слегка «чокнутый». Совсем не склонный к жадному потребительству, он в то же время обладает и аппетитом к жизни, достойным людоеда, и невероятной деликатностью. Мы встречаемся только для совместной работы над фильмом или пьесой, а потом огни рампы гаснут, и это означает «до свидания, до скорой встречи!» И никогда не знаешь, когда она произойдет в следующий раз. Мне просто достаточно знать, что он существует.

– «Фанни пришла к нам из той страны, которой не существует», – сказал однажды Франсуа Трюффо. Из какой страны вы пришли и куда идете теперь?
– Мама мия! Я выросла из самой себя пятнадцатилетней, твердокаменной девчонки, а этот тот самый возраст, когда приходится открывать в жизни то, чего открывать совсем не хочется. И я хотела бы продолжать честно двигаться вперед, ничего не отвергая, никого не обманывая, без страха. Чтобы, когда войду в спальню смерти, сказать: «Я жила. Я ничем не поступилась». И крикнуть: «Да здравствует свобода!»

Дмитрий САВОСИН
По материалам зарубежной прессы
"Вечерняя Москва"
27 января 2005