От детективов до великих русских романов – героиня «Веселенького воскресенья» и «Страха и любви» читает все. Без исключения. Об этой своей очень давней страсти она беседует с Мишель Мансо.

Ребенком она читала вслух Шекспира в парках княжества Монако, где служил адъютантом ее отец. Юной девушкой, на пляже, не переодеваясь в купальник, всегда вслух, она читала Мальро. Сегодня Фанни Ардан, которая впервые появилась перед широкой публикой в «Женщинах у моря» (телевизионный сериал Нины Компанеец) и которую увековечил в «Соседке» Франсуа Трюффо, остается женщиной, очень привязанной к книгам, которая живет рядом с реальностью, которая – подобно героине Генри Джеймса, запутавшейся, но никогда не проигрывающей, восторженной, замкнутой, – живет в романтическом мире, где, как говорит она, «любовь заставляет все пылать» и где «жизнь преображается, потому что любишь фантом».

Фанни Ардан переносит свой воображаемый мир даже на съемочную площадку. Для нее съемки – это «волшебный бал, вечеринка, которая не повторится, вечеринка а ля Фитцджеральд». Она говорит, что литература делает ее жизнь более возвышенной: «Даже если не пишешь, достаточно рассказать кому-нибудь о своей жизни, чтобы стать ее творцом». Она любит книги так же, как закрытые пространства, поезда, корабли, бары, все, что немного пугает, что чрезмерно и вызывающе.

В кино она играла страстных героинь, похожих на нее саму, но также и герцогиню де Германт, с которой она не чувствует никакого сродства: «Пруст описал ее как блондинку, с гортанным смехом, которая нигде не задерживается, переходит из одного салона в другой, со всеми обменивается парой слов. Это не я. Но мне доставило удовольствие стать частью полотна, нарисованного Прустом. Я столько читала его, перечитывала, обожала. Для меня это было, как сыграть Агамемнона».

Еще одной литературной ролью стала роль в «Страхе и любви» по Чехову. «С этой героиней меня объединяет то, что она тоже не рассказывает о себе». Она играла в этом фильме с партнерами-иностранцами на языке, которого она не понимала: «Это не имеет особого значения, важно дыхание, потому что часто говоришь, чтобы хоть что-то сказать, а дышишь, потому что это необходимо».

Фанни Ардан живет книгами и ради книг, говорит о себе посредством их. Старомодным почерком она пишет свое имя на их страницах.

В ее гостиной из мебели есть только книжный шкаф и фортепиано. Из коридора доносятся голоса двух девочек, Люмир и Жозефины, которые возвращают на землю актрису-читательницу.

В январе 1989 мы увидим Фанни Ардан, как и в ее дебюте, в сериале режиссера Нины Компанеец «Большой прыжок», полном неожиданных поворотов,. На этот раз, юбилейный год обязывает, действие четырех серий фильма происходит во время Французской революции, и Фанни Ардан играет в нем роль аристократки, которая влюбляется в человека из народа. Эта героиня символизирует Францию в 1789 году. Не меньше.

Мишель Мансо: Вы много читаете?
Фанни Ардан: Я читаю все время, но ведь все читают.

- Нет, не все. Кажется, что книги покупают большей частью женщины.
- Мне не важно, что именно читать. Я не стараюсь просветиться.

- Я только что открыла несколько книг из вашей библиотеки и увидела, что на первой странице каждой из них написано ваше имя и дата. Почему вы это делаете?
- В доме моего детства был книжный шкаф, где все книги стояли вместе. Меня раздражало видеть, что те книги, которые мне понравились, не отличались от других. Я хотела сообщить этой надписью не то, что эти книги принадлежат мне, но показать, что они мне понравились, что они мне близки. Позднее, я покупала книги и ставила их в этот книжный шкаф, но я хотела сказать, что если в этом шкафу есть «Анна Каренина» или «Идиот», это благодаря мне. Тогда мне пришла в голову идея писать в книгах свое имя. Потом, позднее, дату, потому что чтение, как и чтение всех великих книг, меня определенно меняет. Это были не обязательно великие книги, признанные последующими поколениями, но книги, которые пролили мне свет на что-то. Не сразу понимаешь, что изменилось, изменение или незаметное или только слегка касается вас, как дождь, но позже замечаешь, что что-то понял или совершаешь такой же поступок, как в книге. Чтение настолько связано с моей жизнью, что у меня возникло желание помнить даты прочтения этих книг, а потом и всех книг, что я прочитала. Следовало бы считать книгу священным предметом и не писать в ней. Это святотатство – писать в книге свое имя, дату, но ничего не поделаешь.

- Эта дата напоминает вам о том моменте, когда вы прочитали эту книгу или о том, что сопутствовало чтению?
- О том и о другом. Я живу в этой квартире всего четыре года, моя память еще свежа. Но когда я возвращаюсь в родительский дом, забавно видеть некоторые книги. Например, «Спаркенброк» Чарльза Моргана, 1968, такая смесь!

- «Спаркенброк» – это одна из тех книг, что вы читали в юности?
- Я прочитала ее не потому, что мне кто-то посоветовал. Никто не направлял меня, никто не контролировал. Мне бы следовало начать в пятнадцать, шестнадцать лет с «Верной нимфы», но я прочитала ее, уже прочитав Бориса Виана. Рядом со мной не было никого, кто направлял бы меня в чтении. Я пролистывала книгу наудачу, и какая-нибудь страница привлекала мое внимание.

- У вас не было подруги, которая сказала бы вам: «Прочти это»?
- Нет, мой отец играл эту роль, потому что для начала я принялась за его библиотеку. Затем я отправилась в муниципальную библиотеку. Много позже я начала читать, потому что кто-то, кем я восхищалась, или кто-то, кто был мне интересен, сказал: «Мне очень понравилась эта книга».

- И вы торопились ее купить?
- Да, у меня было впечатление, что это позволит мне выиграть время. Я смогла бы лучше узнать того человека, прочитав книгу, которая ему понравилась. Иногда я разочаровывалась. Не так давно я играла в театре, это было в 1982 году, и кто-то мне сказал: «Две книги, которые произвели на меня самое большое впечатление, это «Сто лет одиночества» и «Красавица господина». А я не читала ни одной, ни другой. Хотя про себя я считала, что прочитала все наиболее важные книги. Мне нравится, когда люди бывают неискренни или преувеличивают, когда расхваливают книги: «Это величайший роман в мире». Так же, как говорят: «В этом местечке подают самые вкусные в мире спагетти». И я всегда читаю книги, о которых мне говорят, даже если потом я не разделяю мнения этого человека. Мне также нравится то, что хотя у нас оказываются разные вкусы, порекомендованная кем-то книга рассказывает мне об этом человеке. Мир существует только посредством того, что любишь или не любишь. Итак, если кто-то отваживается сказать: «Это величайший шедевр ХХ века», я прочитаю эту книгу. Сама я тоже могу говорить подобные вещи.

- О каких книгах?
- Я прочитала «Жизнь и судьбу» Василия Гроссмана, смею сказать, что это одна из величайших книг ХХ века, книга, которая произвела на меня большое впечатление. Это немного похоже на фильм Тарковского «Жертва». Вдруг кто-то написал или сказал что-то более значительное, чем его произведение. Это не обязательно потому, что это замечательное, прекрасное художественное произведение, но оно говорит с вами напрямую. Василий Гроссман – русский еврей. Поначалу он был очень академичен во времена Сталина, когда работал авиатором. Человек, которому все благоприятствовало, Фитцджеральд в советском стиле: «Вперед, товарищ, мы хотим нового мира!» Он написал первую часть этого романа, который мог бы стать «Войной и миром» ХХ века, довольно нудную, о людях, которые хорошо работали. И потом вторую часть, которая стала взрывом. Странно, он простодушно отдал рукопись цензору. Так как это был шедевр, цензор переслал его с дипломатической почтой, и книга была спасена, книга была опубликована в Европе много позже, и писатель умер, не узнав, что у него есть читатели. Он также писал рассказы, от которых тошнит.

- Как вы выбираете книги в книжном магазине?
- О, это зависит от миллиона вещей. От моего настроения, от погоды, от названия, от того, что написано на последней странице. Это зависит от того, что мне хочется на тот момент, и от того, что я не могу выразить... Это может быть роман молодой женщины, в котором богатый мужчина встречает бедную девушку, бывают моменты, когда мне хочется этого. Бывают дни, когда мне хочется думать, что жизнь это поле роз, и я читаю что-то более наивное.

- А если стиль не хорош?
- Я немного боюсь потерять свое время, но я читаю до конца.

- Несмотря на скуку, читать до конца, что бы ни случилось?
- Да, да, ворча, говоря: «О, Боже мой!», говоря: «О-ла-ла», но я всегда надеюсь на сюрприз. Для меня это, как фильм, я не знаю, как о нем судить. Я не знаю, как распознать стиль великого режиссера, художественную ценность. Я знаю только, изменило ли это меня внутренне. А как узнать заранее? Значит, время, проведенное за чтением шедевра или за просмотром какой-то халтуры перед телевизором, одно и то же. Мое внимание странным образом то же самое, что и при чтении. А потом появляются изменения, что-то происходит или не происходит.

- Ваше внимание и в самом деле одно и то же, когда вы смотрите халтуру или фильм Орсона Уэллса, например? Или если вы читаете книгу?
- Возможно, это несколько преувеличено, как все теории, но у меня впечатление, что я завод, который работает, паровоз с поршнями, который едет, что бы ни случилось. Смотришь ли фильм, читаешь ли книгу, встречаешь ли кого-то, идешь ли по улице, завод работает. Не знаешь только, быстрее или медленнее кровь бежит по жилам. Я хочу сказать, что моя энергия одна и та же, завод работает, но иногда вхолостую, а иногда возникает восторг, завод работает с полной отдачей, это шедевр.

- Что вы прочитали, например, в этом месяце?
- Кажется невероятным, что я прочитала эту книгу, но я ее прочитала, это «Дело» Жана-Дени Бредена, книга о деле Дрейфуса. Это отход от моих принципов, потому что я всегда думала, что меня интересуют только истории любви. Когда я говорю «история любви», достаточно, чтобы мужчина сказал женщине, что он ее любит. Мне достаточно одной страницы, а роман, речь в котором о любви не идет, меня пугает. Эту книгу мне подарили, сама бы я ее никогда не купила.

- Почему вам ее подарили?
- Потому что как-то за обедом я говорила о двух биографиях, «Мария-Антуанетта» и «Мария Стюарт» Стефана Цвейга, которыми я восторгалась, хотя до того момента я никогда не читала биографий. Тогда мне сказали: «Если вы любите биографии, прочтите «Дело»». На самом деле тут не было ничего общего с историями Марии-Антуанетты и Марии Стюарт.

- Но она все равно вас заинтересовала?
- Да, очень, потому что я поняла, что в школе нам плохо рассказывали о деле Дрейфуса. Осталось сомнение. Дрейфус, возможно, был виновен. Теперь же понятно, что он был невиновен. Но, возможно, монахиням не нравилось, что в этом была несправедливость. Книга начинается как детектив. Образы, которые мне понравились: Жорес, Золя.

- Что вы можете посоветовать почитать?
- О, я не ошибаюсь, советуя людям великих русских классиков. Я не сильно рискую, так как даже кто-то, кто не любит читать, кто говорит, что не понимает этого, может быть восприимчив к иррациональному. Для меня Достоевский иррационален. Он говорит о смешанных чувствах и, когда он говорит что-то очень важное, что-то очень трудное, вы понимаете это не посредством логики, – на вас как будто сваливается какой-то груз. Я сказала: «Прочти это» кому-то, кто мне ответил: «Но я не понимаю этого». А я настаивала: «Не имеет значения, что не понимаешь». Хотя если читаешь Бальзака или Стендаля и не понимаешь их, это более неприятно.

- Почему?
- Потому что у Бальзака, как и у Стендаля, важны психология и ум. Это французские романы, где необходимо понимать умом. Я обожаю Бальзака. Я пыталась заставить полюбить его человека, который не любит читать. Еще поэтому мне доставило удовольствие записать «Герцогиню де Ланже».

- Вы убедили этого человека?
- Отчасти. Я дала ему почитать «Камеру обскура» Набокова, потому что это сильное произведение, которое я прочитала в пятнадцать лет, и которое я могу перечитывать сейчас с неизменным удовольствием.

- Вы предпочитаете обращаться скорее к Достоевскому, чем к Толстому?
- Да, забавно, я прочитала курс лекций по русской литературе Набокова. Он ненавидит Достоевского. Он даже очень резок по отношению к нему, хотя Толстого и Чехова он обожает. Прошлым летом я перечитала «Анну Каренину». Она мне нравится, я обожаю ее, но у меня уже был более критический взгляд. Хотя, нет, не критический, глупо так говорить, мне были скучны деревенские главы: как отправляются в поле с песнями и т.д. Мне нравится пара Каренина-Вронский, остальное же, социальные теории, это скучно.

- Вам знаком тест, где нужно выбрать между Достоевским и Толстым, Стендалем и Бальзаком, Гретой Гарбо и Марлен Дитрих? Утверждается, что в соответствии с выбором есть два типа личности. Те, кто предпочитают Бальзака, Толстого и Дитрих, и те, кто выбирают Стендаля, Достоевского, Гарбо. Я вижу вас скорее относящейся к последним.
- Да, это забавно, хорошо видно, что подразумевает этот выбор, но Бальзака я тоже очень люблю. Это сентиментальное воспоминание, это начало длинных разговоров с моим отцом, который хорошо знал творчество Бальзака, и мы говорили о персонажах «Человеческой комедии», как о живых людях, как о соседях. «Человеческая комедия» бала нашим «Далласом». Тогда как Стендаль казался мне более скандальным. Я не понимала его. Впрочем, это странно, Стендаль и Достоевский понравились мне больше других, потому что я их не понимала. В них есть что-то ускользающее. Недавно я перечитала «Идиота». Я никак не могу понять, любил ли князь Мышкин Настасью Филипповну.

- Сколько времени в день вы проводите за чтением?
- Смотря по обстоятельствам. Всегда, по крайней мере, час перед тем, как уснуть.

- Даже если вы куда-то идете или играете в театре.
- О, да, все равно. Когда я куда-то иду или играю в театре, мне требуется больше времени, чтобы уснуть. В голове столько мыслей! Все проходит передо мной вновь, и я не могу уснуть. Я снова слышу разговоры. Тогда как книга меня успокаивает, пробуждает другие чувства... Литература успокаивает меня, потому что я всегда боялась сумасшествия.

- Вы боитесь сумасшествия?
- Жизнь идет слишком быстро. Сумасшествие это как шизофрения, где вас все интересует и где невозможно определиться в каком порядке что делать и где не чувствуешь себя гибким.

- Мне чтение, напротив, кажется чем-то дополнительным, ты уже растворился в работе, встречах, в бытовых и семейных заботах. Трудно читать, когда жизнь идет слишком быстро.
- Даже если это трудно, важно выделить это время. Для меня это как спасение. Как восстановление.

- Иногда требуется много усилий, чтобы погрузиться в книгу.
- Да, но увлекательная книга сильнее жизни. Она прогоняет печаль и тоску. На время чтения вы исчезаете.

- Увы, когда в жизни наступает период печали или тоски, читать не можешь.
- Это мне кажется проклятием небес.

- Вы всегда могли читать, даже когда случалось большое горе?
- Да, да. Конечно, это было странное чтение, ты все изменяешь, всегда ищешь что-то, подходящее твоему горю. Читаешь немного по-другому. Зачастую я обманываю ожидания автора, я не пытаюсь увидеть структуру романа, путеводную нить, нет, я просто сверяю книгу с жизнью, как если бы, в конечном счете, я была ее последним автором.

- Каждый хороший читатель становится автором книги. Он создает свою версию.
- Да, но если его версия слишком ощутимая, это мешает ему увидеть другие нюансы.

- В печальных периодах, через которые проходят все, вы ищете книги, которые в большей степени отражают подобные ситуации, с которыми вы видите сходство?
- Нет, но я люблю книги, в которых нет ничего оптимистического. Я скорее ищу настроение.

- Нет ничего более невыносимого, чем веселая или легкая книга, когда тебе плохо.
- Конечно. Гораздо больше нравится находиться в гармонии чувств с книгой. Во всяком случае оптимистические книги очень-очень редки. Я не знаю оптимистических книг. Даже детектив, очень хороший детектив описывает разрушительный или разрушающий мир.

- А юмористические романы, англо-саксонские писатели?
- Я их никогда не читала.

- Саки, Марк Твен это не ваш жанр?
- Нет, но я бы хотела начать меняться, не быть категоричной в отношении вещей, которых я не читала. Я теряю много времени, читая все без разбору, значит, я могла бы начать читать и это. В то же самое время я не думаю, что изменюсь, я не скажу себе: хорошо, теперь я перейду на юмор.

- Читая постоянно, все равно вы все больше понимаете, как выбирать книги. Вы больше не можете быть такой же наивной или так же рисковать.
- Это правда, но желание знать остальное значит для меня больше, чем имя автора. Я не покупаю автора.

- О! Никогда? Когда вы покупаете «Письма из Африки» Карен Бликсен это все же из-за Карен Бликсен, потому что вы знаете, что она написала «Прощай, Африка!»?
- Да.

- Вы знаете, что это не просто какая-нибудь женщина из Африки, которая написала эти письма...
- Да, но я не искала эту книгу, она была на витрине. В моей библиотеке также много книг, которые я покупала просто так, говоря себе, что когда-нибудь я их прочитаю. Я забываю о них, и потом, однажды вечером, я ложусь на большой диван и издалека, не глядя на названия, я говорю: «Вот, возьму-ка эту». Я подхожу к полке и говорю себе: «Только бы это была хорошая книга!» Иногда я все равно жульничаю, открываю книгу, но не беру ее и говорю себе: «Ее день еще не настал».

- Но вы все равно их все читаете рано или поздно?
- Да, даже если книга плохая. Самым удивительным мне кажется то, что я не могу остановиться. (смех) Иногда дело даже не в том, что книги плохие. Я все время цитирую книгу Томаса Манна, которая наводила на меня ужасную скуку, «Волшебная гора». Для меня были невыносимы разговоры между этим итальянцем и этой парвеню, я не помню, как ее зовут, но одному Богу известно, почему я в точности все помню. Я так этого опасалась, и она оказалась скучной. Я говорила себе: «И как только могли назвать эту книгу шедевром?» У меня была мысль взять и сжечь этот шедевр.

- Значит, вы не советуете читать «Волшебную гору»?
- Нет, мне говорили, что это великая книга, но мне она не понравилась.

- А «Смерть в Венеции»?
- Фильм произвел на меня впечатление. Я смотрела фильм через призму книги. Что касается, «Волшебной горы», возможно, это все же великая книга, ибо, хотя она мне и не понравилась, я помню мадам Шоша, которая носила косы, шаркала ногами и хлопала дверьми.

- Вы хорошо помните персонажей и их имена?
- Не все, но некоторые помню. Возможно, это потому, что я начала читать очень юной. Я не ходила в кино, дома не было телевизора, а персонажи были яркими. Они наполняли мою жизнь.

- Вы больше помните те книги, которые читали раньше, или те, которые читаете сейчас?
- Те, которые читала раньше, но я их перечитываю. Я могла бы долго вам рассказывать о «Войне и мире». Я часами могу говорить о Наташе и Пьере.

- Вы читаете для того, чтобы убежать от реальности, как она вписывается в ваш мир?
- Плохо.

- Вы не читаете газет, не слушаете новостей?
- Нет, но я знаю самое важное. Самое важное всегда узнаешь из разговоров. Я люблю узнавать что-то важное от других людей. Конечно, есть риск, что это человек, который не выражает своего мнения. Но чем больше восхищаешься кем-то, чем больше кого-то любишь, тем лучше знаешь его принципы. Знаешь, какая у него точка зрения и как он преподносит события.

- Он может также повлиять на вас.
- Это то влияние, которое принимаешь. Ты знаешь это, и потерять свою индивидуальность становится приятно. Газеты немного похожи на книги, лучше читать их без разбора. А после определяешь для себя, что важно. Нужно читать все газеты, но это занимает много времени. Я читаю наудачу. Я боюсь летать, и когда мне приходится это делать, у меня всегда с собой книга. Но в самолете предлагают газеты, и я уступаю. Я говорю сама себе: «Ну вот, сейчас странный период, когда я закрыта, как в консервной банке, почитаю-ка я газету». И там я замечаю, что это может быть захватывающим. Тогда я читаю Либерасьон, Лё Монд, Фигаро. В последний раз я прочитала очень интересную статью об образовании государства Израиль. Я узнаю массу вещей и говорю себе, почему бы не читать газеты каждый день. Но я не уверена, что буду каждый день находить что-то настолько же интересное.

- А литературные страницы, вы их просматриваете?
- Нет, но однажды, когда я снималась в местечке недалеко от Йера, на улице валялась газета. Я начала читать статью, стоя, - кажется, это был «Мир книг» - об Эдит Уортон. Статья становилась все более и более интересной, я наклонялась все ниже и ниже, и, когда я вернулась в Париж, я купила книгу Эдит Уортон. А потом еще десять. (смех) Бывают подобные случайности, но в глубине души я считаю, что все равно на меня никто не влияет.

- Стало быть, вы не читаете критику?
- Нет.

- Вы не знаете, какие книги выходят из печати?
- Я часто смотрю «Апострофы», но, на удивление, я никогда не покупаю книги, о которых там рассказывают.

- Никогда?
- Это случается редко.

- Почему?
- Не знаю. Когда автор рассказывает о своей книге, он лишает сюжет новизны, как будто бы он промочил порох.

- Да, но на самом деле иногда интересен не сюжет, а манера письма, стиль.
- Конечно. Но мне больше нравится пролистывать книгу в библиотеке, чтобы лучше составить впечатление. Вчера я купила рассказы Борхеса. Я знаю, что должна буду читать с большим вниманием, потому что в них много скрытого смысла. Таким образом, это потребует от меня усилий, будет меня стимулировать. Есть книги, для которых нужна стойкость, чтобы они не проникли в тебя. Когда я читаю письма Кафки, я всегда боюсь, что они встревожат меня, и мне будет грустно. Я не уверена, что все пойму, но это не важно. Если я читаю «Под вулканом» Мэлколма Лаури, я тоже не все понимаю. Я начинала заново три раза. Я люблю прочитывать книги, совсем их не понимая. Как «Человека без свойств» Музиля, эту книгу я бросила, но я уверена, я еще прочитаю ее когда-нибудь. Я редко останавливаюсь, но на этот раз я почувствовала, что должна подождать.

- Таким образом, «Апострофы» скорее отбивают у вас желание прочитать книгу, потому что личность писателя не влияет на ваш выбор?
- Нет, но я люблю смотреть эту передачу. В течение часа или полутора слушаешь умных людей, более или менее.

- Но кто-то, кто показался вам волнующим или особенным, вас не привлекает?
- Нет, возможно, реальная встреча с писателем и подтолкнула бы меня из любопытства прочитать, что он написал, но это потому, что я сама бы с ним поговорила. Меня завораживают люди, которые пишут, но «Апострофы» это как отрывки из фильмов. Зачастую они не пробуждают желания посмотреть фильм. Ах, нет, была одна книга, которую я купила на следующий день, потому что название показалось мне очень красивым. Это было «Рождение страсти» Мишеля Бродо.

- Вы бы хотели рассказывать о книгах в телевизионной передаче?
- Нет, потому что я говорю о книгах со страстью.

- Это было бы очень живо…
- Но если бы меня спросили, почему нужно прочитать эту книгу, я бы не смогла ответить. Я бы сказала: потому что она прекрасна, и точка! Мне бы не удалось привести аргументы. Например, «Герцогиня де Ланже», я хотела ее прочитать и записать, потому что это книга, которую я обожаю, но я не знаю, как объяснить, почему. Если бы кто-то задавал мне вопросы, и они бы были менее литературоведческими, тогда да, возможно, я бы смогла рассказать о «Герцогине де Ланже». Если взять персонаж романа и рассказывать о нем, как о друге, тогда я бы смогла высказать свое мнение. Когда вымышленные персонажи становятся именами нарицательными, я нахожу это потрясающим. Например, когда говорят о Тенардье, даже если не читал «Отверженных» Виктора Гюго, как я, знаешь, что речь идет о паре пьяниц.

- Вы не читали «Отверженных»?
- Это странно, но нет.

- А «Большие надежды»?
- Да, читала! Я прочитала эту книгу очень юной в иллюстрированном издании, на обложке была изображена женщина в подвенечном платье. Это меня и привлекло. В той же самой серии я прочитала, когда была очень юной, «Джен Эйр», поразившую меня, а также «Грозовой перевал», который произвел на меня большое впечатление. Я не записала «Грозовой перевал», потому что его нельзя сократить, нельзя вычеркнуть ни одной строчки. И для кассеты он слишком длинный. Когда вы были девочкой, вы были записаны в библиотеку?

- Не помню.
- Я нахожу это необычным. Сам факт, что ты берешь книгу и должен взять из нее самое главное, потому что не можешь оставить ее у себя, это как кража. Есть что-то волнующее в том, чтобы выйти из библиотеки с книгой. Как будто ты только что совершил налет.

Мишель Мансо